Неожиданно Джамшед откинулся назад, на спину, глаза его обессмыслились и нос заострился, как у трупа.

— Не выключай свет, Ал! — одними бескровными губами просипел он. — Не выключай свет! Не выключай, я тебя умоляю!!

— Почему?

— Боюсь! Боюсь! Страшно мне!.. Видишь на потолке яйца? Это змей их отложил. Змей! Страшно! Боюсь! Мамочка, как страшно! О-о-о!.. Видишь яйца?

Ал посмотрел на потолок, а потом в обессмыслившиеся глаза Джамшеда. Змей был. Но в нём, в Джамшеде.

— Нет на потолке ничего.

— Боюсь! Страшно! Приползёт за своими яйцами, вдруг на меня упадёт? И — за горло! Боюсь! Ведь у змея — яйца… — задыхаясь от ужаса, катался по полу и хрипел Джамшед.

— А что это наш гость ни в чём нас не поддерживает?— раздалось знакомое идиотическое подхихикивание учителя. — Не выпьет, не покурит с нами, ни чего другого… Русский — и не пьёт? Как это может быть, чтобы русский... ? — И опять идиотически захихикал и, казалось, смех его, придавливая, наваливался даже из его раскосых глаз…

Появились ещё лица и ещё…

— А в самом деле, почему? Выпей! Выпей! Покури, русский!

«Началось…» — вздохнул Ал. А вздохнул потому, что не рассказывать же им, обкуренным, про то, что для него, наоборот, чем меньше в жизни неестественностей, тем больше полнота радости жизни. Но не ответить вовсе было невозможно:

— Мне нельзя: лечить не смогу.

— Ты — врач? Врач чего? Лечишь чего?

— Психотерапевт. Людей лечу. Семьдесят процентов болезней — от психики. Вместо того чтобы, скажем, операцию сделать, — достаточно с человеком поговорить. Это и есть — психотерапевт.

— Психотерапевт?.. А где на таких учат?

— В университетах. Но не во всех. В вашем республиканском, скорее всего, — нет. А в московском — да. Или — в медицинском. А потом два года ординатуры, — неизвестное для кишлачных слово «ординатура» должно было подействовать завораживающе.

— А ты где учился?

— В университете, — подчёркнуто ровным голосом, чтобы бандиты не догадались об обмане, сказал Ал. Обман же состоял в том, что ни в каком специальном учебном заведении психологии и психотерапии Ал не учился. Высшее образование у него было, но другое, техническое. Разумеется, волею судьбы став писателем, он прочёл труды и Фрейда, и Юнга, и Фромма, и Адлера, и Бёрна, и Бехтерева, и Хаббарда, и Карен Хорни, и Ганнушкина — всех и не перечислишь. Словом, всех в глазах публики авторитетных, но друг с другом не согласных и не согласующихся психологов и психотерапевтов. А потому теория — часто лишь теория, к практике она может не иметь никакого отношения. Практическая же психотерапевтическая подготовка у Ала к тому времени ограничивалась двумя-тремя часами беседы с практикующим психотерапевтом, который и разъяснил Алу основы поразительного метода, который как прекрасный цветок иногда распускался в каждом народе и в каждую эпоху, хотя и под разными названиями. Скажем, свою версию этого метода Стивен Хеллер в своей книге «Монстры и волшебные палочки» называет «перестройкой бессознательного». Живший задолго до Стивена Хеллера Лев Толстой, описывая этот метод в своей гениальной «Смерти Ивана Ильича», и вовсе никак его не называет, что наводит на некоторые размышления. Но, повторяем, названий этому до странности мало распространённому среди населения методу существует, очевидно, множество. Пара часов пояснений, пусть даже к гениально простому методу, — это, согласитесь, немного, и поэтому игра Ала с бандитами может показаться чрезмерно рискованной, неоправданно опасной.