Собрание ахнуло. Кто-то потерянно проронил:

– Эх… мать!

– Вот это – да! На таком жеребце бы попахаться… – завистливый с высвистом вздох.

Давыдов вытер ладонью пересохшие от волнения губы, продолжал:

– Вот мы на заводе делаем трактора для вас. Бедняку и середняку-одиночке купить трактор слабо: кишка тонка! Значит, чтобы купить, нужно коллективно соединиться батракам, беднякам и середнякам. Трактор такая машина, вам известная, что гонять его на малом куске земли – дело убыточное, ему большой гон надо. Небольшие артели – тоже пользы от них, как от козла молока.

– Ажник того меньше! – веско бухнул чей-то бас из задних рядов.

– Значит, как быть? – продолжал Давыдов, не обращая внимания на реплику. – Партия предусматривает сплошную коллективизацию, чтобы трактором зацепить и вывести вас из нужды. Товарищ Ленин перед смертью что говорил? Только в колхозе трудящемуся крестьянину спасение от бедности. Иначе ему – труба. Кулак-вампир его засосет в доску… И вы должны пойти по указанному пути совершенно твердо. В союзе с рабочими колхозники будут намахивать всех кулаков и врагов. Я правильно говорю. А затем перехожу к вашему товариществу. Калибра оно мелкого, слабосильное, и дела его через это очень даже плачевные. А тем самым и льется вода на мельницу… Словом, никакая не вода, а один убыток от него! Но мы должны это товарищество переключить в колхоз и оставить костью, а вокруг этой кости нарастет середняцкое…

– Погоди, перебью трошки! – Поднялся конопатый и неправый глазами Демка Ушаков, бывший одно время членом товарищества.

– Проси слово, тогда и гутарь, – строго внушал ему Нагульнов, сидевший за столом рядом с Давыдовым и Андреем Размётновым.

– Я и без просьбов скажу, – отмахнулся Демка и скосил глаза так, что казалось, будто он одновременно смотрит и на президиум, и на собравшихся. – А через что, извиняюся, превзошли в убыток и Советской власти в тягость. Через что, спрашиваю вас, жили вроде нахлебников у кредитного товарищества? Через любушку-председателя ТОЗа! Через Аркашку Менка!

– Брешешь, как элемент! – петушиный тенорок из задних рядов. И Аркашка, работая локтями, погребся к столу президиума.

– Я докажу! – У побледневшего Демки глаза съехались к переносью. Не обращая внимания на то, что Размётнов стучит мослаковатым кулаком, он повернулся к Аркашке. – Не открутишься! Не через то превзошли мы в бедность своим колхозом, что мало нас, а через твою мену. А за «элемента» я тебя припрягу по всей строгости. Бугая на моциклетку, не спрошаючись, сменял? Сменял! Яйцеватых курей кто выдумал менять на…

– Опять же брешешь! – на ходу оборонялся Аркашка.

– Трех валухов и нетелю за тачанку не ты уговорил сбыть? Купец, в с… носом! То-то! – торжествовал Демка.

– Остепенитесь! Что вы, как кочета, сходитесь! – уговаривал Нагульнов, а мускул щеки уже заходил у него ходуном под покрасневшей кожей.

– Дайте мне слово по порядку, – просил пробившийся к столу Аркашка.

Он уже было забрал в горсть русую бородку, собираясь говорить, но Давыдов отстранил его:

– Кончу я, а сейчас, пожалуйста, не мешай… Так вот, я говорю, товарищи: только через колхоз можно…

– Да ты нас не агитируй! Мы с потрохами в колхоз пойдем, – перебил его красный партизан Павел Любишкин, сидевший ближе всех к двери.

– Согласны с колхозом!

– Артелем и батьку хорошо бить.

– Только хозяйствовать умно надо.