Лера, как говорится, из хорошей интеллигентной семьи. Родители не то переводчики, не то филологи, дом - огромная библиотека, шкафы до потолка, книги по всей квартире. Однажды, застав семилетнюю дочь перед зеркалом, мать устроила ей выволочку: что ты кривляешься, тоже мне красавица, приличные девочки так себя не ведут! Эти слова Лера слышала с тех пор не раз: приличные девочки так не одеваются, приличные девочки не слушают такую музыку, приличные девочки не носят побрякушек, тоже мне красавица, вырядилась, смотреть стыдно… Лера хотела быть приличной девочкой, стала одеваться в мешковатые платья, так и не проколола уши, старалась больше читать и вовсе не ходить на вечеринки. Мать столько раз повторяла тоже мне красавица, что Лера научилась стыдиться своей красоты и прятать ее. Но характер не изменишь: танцевать она любила, смеялась кокетливо, мальчики ходили за ней с пятого класса. Она поступила на филфак, а в девяностом на три с лишним года уехала в Лондон по какому-то феминистскому гранту Британского совета. В Москву вернулась всего месяц назад.

Ах да. Когда-то она была ближайшей подругой Жени.

Нет, наверное, Горский не сразу увидел их такими. Наверное, потребовалось несколько недель интенсивного вруба и новые рассказы Антона, чтобы все семеро предстали перед Горским как живые. Горский вспоминает: в первый вечер он предложил Антону сыграть в китайскую рулетку.

– Вроде игры в ассоциации, - объяснил он. - Вот скажи мне: с каким веществом ассоциируется каждый из них?

– Ну, Поручик - с водкой… водка ведь тоже наркотик, да?

– Так себе наркотик, - сказала Алена.

– Ну и Поручик так себе, - ответил Антон. - Кто там дальше? Лера, наверное, что-нибудь восточное… медленное и тягучее. Гашиш, скажем, или опиум… хотя нет, опиум - это Роман. Он все время как будто полусонный - и без малейшего намека на просветление. Тогда Женя, наверное, кокаин…

– Да, - сказала Алена, - у них, выходит, был не брак, а сноубол.

– Неудивительно, что они ссорились…

– Видишь, - сказал Горский, - какая хорошая методика. Кто там остался: Сидор?

– Ой, не знаю. Что-то такое агрессивное… может, винт? Нет, для винта - слишком спокоен. Думаю, какие-нибудь смеси… немножко одного, немножко другого… водка с кокаином… нет, не скажу.

– А Леня Онтипенко?

– Думаю, этот вообще ни с какими наркотиками не ассоциируется… разве что с табаком.

– Безмазовый мужик, одним словом, - засмеялась Алена.

– Постой… помнишь, Горский, ты рассказывал про smart drugs - вот оно и есть! Ноотропил какой-нибудь.

– А Альперович?

– Не знаю. Наверное, грибы. Видно - самый продвинутый.

– Пусть кислота будет, - предложила Алена.

– Нет, не до такой степени все-таки… грибы - в самый раз. Да и кислота как-то мрачно звучит сегодня…

Вот так они сыграли тогда, вспоминает Горский. Где-то лажанулись наверняка. Что поделать - первый, грубый набросок. Под конец беседы Антон вспомнил одну сцену, и почему-то всем показалось - очень важную:

– Где-то за полчаса до Жениной смерти я шел по галерее, посуду относил, и услышал, как Женя с кем-то говорила… я мимо проходил, не смотрел на них, да они и спиной стояли. Я только услышал, мужчина ей сказал: Ты же знаешь, я люблю только тебя.

Они закурили очередной косяк, Алена спросила Горского: как думаешь, кто убийца? Горский ответил Элементарно, Ватсон, повернулся в профиль, попытался выпустить колечко дыма. Они засмеялись, а потом Горский сказал, что он, конечно, скорее Ниро Вульф, чем Шерлок Холмс, такой же домосед. Антон заявил, что будет Арчи Гудвином, а вместо орхидей Горскому надо разводить ганджу.