|
Он со всеми вежлив, даже добр. Его лицо — это спокойное лицо пятидесятилетнего мужчины, может быть, чересчур изборожденное морщинами. Грустный взгляд мог бы вызвать симпатию. Однако в совокупности получается что-то такое, отчего внутри у вас все холодеет. Мне кажется, это от его спокойствия. Человек создан для того, чтобы жить, двигаться, высказываться… Он же говорит мало и все время безжизненным голосом. И никогда не упоминает ничего, что касалось бы лично его.
Через некоторое время я тоже начал прислушиваться. Из соседней комнаты доносились странные звуки. Глухой удар, затем слабый стон. Мне не понадобилось много времени, чтобы понять. Эту «музыку» мне уже доводилось кое-где слышать. Коллеги «обрабатывали» какого-то типа и, судя по всему, они с ним не церемонились. Наконец Старик выпрямился. Его кресло заскрипело. Вместо приветствия он мне подмигнул. Затем, показав пальцем в направлении шумов, пробормотал, качая головой: — Он не заговорит. Я не знал о ком речь, но, даже не зная пациента, подумал то же самое. Удары и стоны, следовавшие за ними, чередовались в определенном ритме. А ритм — это уже привычка, и никогда не сломать человека, приобретшего мучительную привычку получать удары. — Не правда ли? — произнес Старик, как если бы он проследил за ходом моей мысли. Его взгляд казался еще более разочарованным, чем обычно. Из-за его грустных голубых глаз так и хочется поинтересоваться, что случилось. Но тут замечаешь его руки, сильные и неподвижные, как два хищника в засаде, и замолкаешь. — Стонущие люди никогда не говорят, — вновь заговорил мой собеседник. — Они с самого начала замыкаются в своих мучениях, и после их можно бить до бесконечности: им наплевать… Все это было мне известно. Я кивнул, соглашаясь, и он продолжил: — Это пятый допрос, а значит, четыре было лишних! Я с первого раза понял — здесь ловить нечего… Абсолютно! По его глазам было видно! Он протянул руку к внутреннему телефону, нажал кнопку, и почти в тот же момент «звуки» прекратились. Запыхавшийся голос прорычал: «Алле!» — Осторожней, — выдохнул Шеф, — вы чересчур увлеклись. Он не стал ждать ответа. Округлым, элегантным движением повесил трубку, стараясь не защемить провод между вилкой и трубкой. — Как маленькие, — вздохнул он, — даешь им барабан, а они и рады проткнуть его… Он замолчал, прислушиваясь с болезненной настороженностью. Потом протянул руку к спичечному коробку. — Послушайте, Мерэн, я вас пригласил из-за этого клиента… Я промолчал. Он продолжил: — Мы попали в сложное положение… В этот момент, совсем близко, раздался продолжительный вопль. Это не было человеческим криком… Того, кто его издал, уже не заботило, что о нем подумают. — Да и он, кстати, тоже, — прошептал Старик. Уголки его губ приподнялись в злой улыбке. А ведь он не садист, хотя бы потому, что снова снял трубку и приказал прекратить допрос. Он выглядел спокойным, почти расслабленным. Он принялся рассказывать об этом человеке, всякий раз показывая рукой на правую стену, словно она могла представить неизвестного, о котором я ничего не знал, кроме его манеры стонать. — Этот человек шпион. Его задержали, когда он вскрывал сейф главной лаборатории в Саклае. Он перерезал перед этим провод сигнализации, но службами безопасности был подключен еще один, более незаметный… Теперь «Клиент» начал потихоньку материализовываться в моем сознании. Это был уже не стонущий голос, а силуэт. — Он действовал наверняка… Голос Старика, подобно часовому механизму, продолжал свое ровное тиканье: — …И не в одиночку! За ним стоит целая организация. |
