Что они при этом не видели, был Леандер, который стоял неподвижно в углу между кроватью и окном и не обращал на меня внимания - да, он даже опустил веки вниз. Сердито я схватила подушку и бросила её ему в лицо, но он по-прежнему не шелохнулся. За ней последовало всё, что мне попадалось в руки, мой медвежонок, пара ботинок, компакт-диски, ручки и в конце концов маечка, которая в течение одной мили секунды оставалась висеть, как белый флаг перемирия, на левом ухе Леандера, прежде чем она неторопливо опустилась на пол.

Лишь мамино громкое всхлипывание снова привело меня в чувство. Несмотря на неё, я навалилась на дверь, чтобы закрыть её; я больше не могла выносить их обеих. Но меньше всего я могла выносить Леандера.

- Ты мудак! - заорала я на него, что услышали мама и папа и из-за этого должны были подумать, что я имею в виду моего собственного отца, но я не могла себя контролировать.

Мне было очень сложно удерживаться от того, чтобы больше не бросаться вещами. Леандер оставался стоять, будто оцепеневший, и только бросил косой взгляд на майку у его ног. Потом его глаза снова направились мимо меня.

- Ты хочешь доконать меня? - прошипела я беззвучно.

То, что я теперь скажу, было предназначено только для его ушей, мне нужно было говорить тихо, даже если у меня в горле было такое чувство, будто меня душат. Леандер почти незаметно покачал головой, но ничего не сказал, а продолжал смотреть мимо меня. Он даже больше не мог смотреть мне в лицо.

- Ладно, тогда я кое-что тебе скажу: Всё кончено! Точка, finita la comedia! Найди себе кого-то другого, кому ты сможешь усложнять жизнь!

- КОНЧЕНО, - повторил он глухо и короткая, слабая улыбка промелькнула на его губах, которую я не могла интерпретировать.

- Да, кончено! Для тебя это ведь всё равно уже давно случилось, не так ли?

Медленно он поднял свои ресницы и на один крошечный момент посмотрел прямо на меня, прежде чем его глаза-хаски снова затуманились. Ничего кроме скучающего безразличия.

- Так иногда случается, Люси. - Люси ... Почему ты больше не называешь меня шери? подумала я обиженно и разгневанно в одно и тоже время. Что я тебе только сделала? – То мы вместе, то врозь. Как у Джонни и Ваннесы. Они тоже ... - Он на мгновение остановился, и я могла бы поклясться, что он подавил вздох. - Они тоже больше не вместе.

- Здесь речь не идёт о каких-то дурацких знаменитостях, Леандер! А о нас! О ... - Я не стала говорить дальше. Нас? Слово "нас" ведь больше вовсе не существовало для Леандера. Он беспокоился только о себе и больше не о ком.

- Я бы хотела, чтобы ты никогда не выполнил своего тройного прыжка, - прошептала я, и измученная, опустилась на свою кровать, повернувшись к нему спиной. Смотреть на него причиняло только боль. - Ты стал ужасным человеком.

Мне показалось, будто я ощутила, что сквозь его тело прошла какая-то реакция, что он возможно даже хотел возразить мне и при этом сказать то, что иногда раньше говорил. Что является никем. Но позади меня всё оставалось тихо. Ещё незадолго до Рождества, Леандер утверждал, что не хотел становиться человеком. Человеческое тело и человеческое существование были для него слишком несовершенными.

Он что, хотел бы лучше снова стать ангелом? И поэтому вёл себя так ужасно? Но дороги назад не было. Он был тем, кем стал, и нам нужно было справляться с этим.

Но не как пара. Я больше так не могла. Я больше не чувствовала к нему любви, даже дружбы. И тем не менее в моей груди была такая боль, которая захватывала у меня дух.

Мне нужно было убраться из этой квартиры, подальше от него, не имело значение, что обо мне думали мама и папа и что мне запретили. Они не имели представления, с чем мне тут приходилось справляться, и так как я была единственной, кто об этом знал, то и принимать решения в этом вопросе, я тоже могла только сама. По воли случая, Сеппо упомянул на тренировке, что сегодня вечером в его общежитие будет вечеринка.