|
- Коли слушали, так, конечно, знаете, потому что вы - вы! Как вы о нем думаете? Простите за скорый вопрос, но мне нужно. Именно как вы бы думали, собственно ваше мнение необходимо. - Вы с меня много спрашиваете. Мне кажется, этот человек способен задать себе огромные требования и, может быть, их выполнить, - но отчету никому не отдающий. - Это верно, это очень верно, это - очень гордый человек! Но чистый ли это человек? Послушайте, что вы думаете о его католичестве? Впрочем, я забыл, что вы, может быть, не знаете... Если б я не был так взволнован, уж разумеется, я бы не стрелял такими вопросами, и так зря, в человека, с которым никогда не говорил, а только о нем слышал. Меня удивляло, что Васин как бы не замечал моего сумасшествия! - Я слышал что-то и об этом, но не знаю, насколько это могло бы быть верно, - по-прежнему спокойно и ровно ответил он. - Ничуть! это про него не правду! Неужели вы думаете, что он может верить в бога? - Это - очень гордый человек, как вы сейчас сами сказали, а многие из очень гордых людей любят верить в бога, особенно несколько презирающие людей. У многих сильных людей есть, кажется, натуральная какая-то потребность - найти кого-нибудь или что-нибудь, перед чем преклониться. Сильному человеку иногда очень трудно переносить свою силу. - Послушайте, это, должно быть, ужасно верно! - вскричал я опять. - Только я бы желал понять... - Тут причина ясная: они выбирают бога, чтоб не преклоняться перед людьми, - разумеется, сами не ведая, как это в них делается: преклониться пред богом не так обидно. Из них выходят чрезвычайно горячо верующие - вернее сказать, горячо желающие верить; но желания они принимают за самую веру. Из этаких особенно часто бывают под конец разочаровывающиеся. Про господина Версилова я думаю, что в нем есть и чрезвычайно искренние черты характера. И вообще он меня заинтересовал. - Васин! - вскричал я, вы меня радуете! Я не уму вашему удивляюсь, я удивляюсь тому, как можете вы, человек столь чистый и так безмерно надо мной стоящий, - как можете вы со мной идти и говорить так просто и вежливо, как будто ничего не случилось! Васин улыбнулся. - Вы уж слишком меня хвалите, а случилось там только то, что вы слишком любите отвлеченные разговоры. Вы, вероятно, очень долго перед этим молчали. - Я три года молчал, я три года говорить готовился... Дураком я вам, разумеется, показаться не мог, потому что вы сами чрезвычайно умны, хотя глупее меня вести себя невозможно, но подлецом! - Подлецом? - Да, несомненно! Скажите, не презираете вы меня втайне за то, что я сказал, что я незаконнорожденный Версилова... и похвалился, что сын дворового? - Вы слишком себя мучите. Если находите, что сказали дурно, то стоит только не говорить в другой раз; вам еще пятьдесят лет впереди. - О, я знаю, что мне надо быть очень молчаливым с людьми. Самый подлый из всех развратов - это вешаться на шею; я сейчас это им сказал, и вот я и вам вешаюсь! Но ведь есть разница, есть? Если вы поняли эту разницу, если способны были понять, то я благословлю эту минуту! Васин опять улыбнулся. - Приходите ко мне, если захотите, - сказал он. - Я имею теперь работу и занят, но вы сделаете мне удовольствие. - Я заключил об вас давеча, по физиономии, что вы излишне тверды и несообщительны. - Это очень может быть верно. Я знал вашу сестру, Лизавету Макаровну, прошлого года, в Луге... Крафт остановился и, кажется, вас ждет; ему поворачивать. |
