Рот у Минетты полуоткрыт, в глазах плещется ужас. Эдгар все замечает, усмехается с издевкой.

— Папа, не надо, — просит Минни. — Страшно.

Но Эдгара не остановить.

— Входите, — опять говорит он. — Располагайтесь как дома. Да смелее, не топчитесь у входа. A-а, у вас же нет глаз…

Минетта вскакивает. Карточные деньги, подхваченные первым порывом бури, порхают по комнате. Минни, истерично смеясь, пытается их поймать.

Минетта хватает твердую руку мужа.

— Прекрати, — умоляет она. — Хватит дразнить. Перестань.

Нет глаз! Эдгар, Минетта, Минни и Доля, что за слепец в вашем доме? Что грозит вашей жизни? Оглушительное громыханье — теперь, кажется, прямо над головой вспыхивают зарницы, чéртят небо рогатые молнии, затмевая электрический свет, сполохи скачут по белым стенам в стробоскопической пляске вселенской вакханалии — и вот, наконец, капли дождя, тяжелые, крупные, врываются с ветром в открытые окна и двери.

— Закрой их! — визжит Минетта. — Я сказала, закрой. Скорее! Минни, ну помоги же!

— Не паникуй. Собственно, что случилось? Маленький дождик. Ты ведь не боишься грозы? — вопрошает Эдгар, продолжая стоять где стоял, даже не двигаясь с места, чтобы помочь, — словно могучее дерево, противоборствующее потоку. Но Минетта — в кои-то веки — оставляет вопрос без ответа и вместе с Минни закрывает все окна и двери. Дождь перерастает в слепой ливень, по их лицам текут ручьи, платья намокли. Минетта бежит наверх, к Доле, захлопнуть окно, защитить от хлещущих струй. А Эдгар стоит, улыбаясь, глядя на фантастические, вспоротые молниями небеса. Его улыбка вдруг отрезвляет Минетту. Она понимает, что натворила. Она закрыла Его, Человека Без Глаз, заперла его в доме, вместе с ними, со всеми. И теперь, если даже он пожелает, захочет уплыть по тропинке в долину, он не сможет.

Минетта бежит к задней двери. Эдгар спокойно, с любопытством идет за ней следом.

— Почему ты открыла заднюю дверь? — интересуется он. — Ты же велела закрыть даже окна. Какая ты странная, Минетта.

Тьма, сырость, шум, страх придают ей храбрости.

— Это ты странный! Человек без глаз! — бросает она, отрывисто, возмущенно, как порой на работе, распекая кого-то за неумелость, взывая к здравому смыслу и справедливости. — Только подумать! Позвать в дом человека без глаз! Ну какой деревенский скажет такое? Ты ничего не смыслишь — ни в людях, ни в жизни, ни в природе. Ни в чем.

Мне дано больше, думает Минетта в самонадеянности безумства. Пусть я служу в рекламном агентстве. Пусть я греюсь у батареи, а не у пылающих углей и люблю замороженную пиццу больше, чем только что выловленную макрель. Зато я вижу мир таким, как он есть. И принимаю его. И знаю, чего не ведаю, не понимаю, а вот ты на это не способен. Мое женское тело, мое естество подвластно приливам, луне и солнцу, я, Минетта, недолговечная, крошечная частичка человечества, я живу по законам, которые чувствую смутно и бессознательно, но сознаю, что расплата за бунт — несчастье, а может, и смерть.

Безглазая тварь. Да, это он. Танифа. Ох, смотри, Танифа поймает тебя! Неуклюжее, слепое чудовище буша, подстерегающее неосторожных маленьких ребятишек, пожирающее мозги, кости, глаза — все без остатка.