Сломать человека, растоптать его волю – вот что ему нужно. Однажды Гарри сам мне это объяснил. Если воспользоваться его собственными словами, он не любил иметь дело с людьми, которых не мог привязать к стулу. Ему нравилось подавлять. Порой хватало простого предупреждения или угрозы, но он никогда не останавливался и перед более решительными действиями. И всегда Гарри преследовал только одну цель: раз и навсегда дать кому-то понять, что он здесь главный. Хозяин. Он прибегал к насилию исключительно ради этого. Ради этого одного, а не потому, что был от природы испорчен или психически ненормален. Следствие, однако, так и не смогло этого уяснить, поэтому и на процессе это никак не прозвучало. «Главарь банды садистов» – такой ярлык приклеили ему газеты, наперебой смаковавшие подробности расправ. Избиения, вырванные плоскогубцами зубы, полевые телефоны для пыток электрическим током – все это щекотало нервы обывателям и поднимало тиражи. Никто так и не понял, для чего это было нужно, а между тем ларчик открывался довольно просто: Гарри нравилось «ломать» людей. «Откуда ты знаешь, – спросил я его тогда, – что человек действительно сломался? Разве нельзя это как-то… симулировать?»
В ответ Гарри коротко рассмеялся. Это был какой-то порыв, озарение.
«О, это видно, – негромко уверил он. – Сразу видно. Сломанный человек превращается в ребенка и начинает плакать и звать мамочку».
Кофейный бар «Касбах лаундж»… Именно там все началось. Я пересек зал, кивнул незнакомцу, и мы вместе вышли в вечерний сумрак за дверью. Перед входом был припаркован большой черный «даймлер» с водителем, который почтительно ожидал распоряжений. Он даже открыл и придержал для меня дверцу, и я почувствовал, как меня подхватывает и несет невидимый бурный поток. Но мне было все равно.
Раньше я никогда не делал этого за деньги. Я даже никогда не думал об этом. Я был нормальным подростком из пригорода, успешно сдавшим переходные экзамены в среднюю школу. Увы, неприятности редко обходили меня стороной. В конце концов меня исключили из школы, и я оставил дом, оставил размеренную, упорядоченную жизнь и отправился в город, о котором столько мечтал. Я жаждал новых впечатлений, хотел ощутить жар в крови. Думаю, не последнюю роль сыграло тут и тайное сознание моей принадлежности к гомосексуалистам, делавшее меня в собственных глазах исключительным. Впрочем, эта моя особенность фактически никак не проявлялась – просто не могла проявиться, – пока я не переехал в Лондон.
Мы вместе уселись на заднее сиденье «даймлера», и мой спутник кивнул водителю. Машина плавно тронулась, и я почувствовал, как у меня засосало под ложечкой. Но я постарался не обращать на это внимания.
– Гарри, – представился он, беря меня за руку.
– Терри, – ответил я.
– Рад познакомиться с тобой, Терри.
Я помню, мы приехали в фешенебельный район неподалеку от Слоун-сквер. У Гарри была роскошная квартира в Челси. Когда мы вошли, он сразу налил нам по большому бокалу бренди и стал показывать свою коллекцию фотографий. Гарри с Джонни Реем, Гарри с Руби Райдер, Гарри с членом парламента Томом Драйбергом, Гарри с Сонни Листоном… Снимков было много, и на всех Гарри был снят со знаменитыми и не очень киноактерами, певцами, боксерами.
После мы занялись сексом. Гарри трахнул меня перед высоким, в рост человека, зеркалом. Мое дыхание туманило поверхность стекла, но я все же видел, как от острого желания перекосилось его лицо, когда он вошел в меня сзади. Потом мы курили и разговаривали, причем я заметил, что голос Гарри утратил свою грубоватую хрипотцу и сделался более высоким и чистым – почти как у ребенка.
– Ты очень симпатичный мальчик, – прошептал он. |