— Это была вовсе не катастрофа. Это было спасение. Единственное долговременное последствие этого происшествия — дурная репутация места, где когда-то стоял подводный Эл Маритас, и тот факт, что мы были вынуждены перетащить сам город на тридцать миль южнее, прежде чем смогли снова опустить его под воду.

— Много людей погибло тогда?

— Люди — не самая главная из проблем в том случае, когда магия дает осечку.

Они никогда не разговаривали о матери Кирбина, родной сестре Зайдер. Странности, появившиеся в ее характере после происшествия в Эл Маритас, обычно объяснялись ее паранойей, и болезнь с тех пор не отпускала мать из своих цепких объятий. Кирбин понял, что разговор завершен, и спросил:

— Я должен сделать что-нибудь еще? Зайдер нахмурилась.

— Пусть кто-нибудь сообщит мне радиусы и общие данные по всем Уорренам. Я хотела бы подсчитать общий расход энергии. Я сделала так, чтобы рево всех этих заклинаний проходили через Центр Переработки в Эл Артисе. Но как мне кажется, на всякий случай, чтобы обезопасить себя от неприятных сюрпризов, надо добавить ручной привод и передать контроль над рево центрам территорий.

— Я передам тебе информацию сразу же после того, как будут готовы предварительные обсчеты, — сказал Кирбин. — Тебе понадобится диапазон допусков для средних величин массы?

— Мне хотелось бы получить точные параметры, однако если нам не удастся получить их вовремя, понадобятся максимально точные допуски. В каждом случае мы должны округлять наши подсчеты в большую сторону, а не в меньшую.

— Я тебе их передам.

Патр все так же продолжал смотреть на небо. Он не хотел бы, чтобы его заметили за этим занятием. До сих пор ему удавалось объяснить свой интерес к небу общими рассуждениями о погоде, о страхе перед надвигающимися грозами, однако с каждой минутой он все сильнее осознавал, что опасность приближается. Он чувствовал, что Дознание сейчас занимается его поисками. Его предательство не останется безнаказанным, и если он будет пойман, то при этом пострадают и другие люди. Дознаватели придут тайком, когда их никто не будет ждать, и никто не успеет ничего сделать. Дознаватели непременно уничтожат и самих гируналльцев, и их красивые расписные домики-кибитки. Погибнут воины, и женщины, и шаловливые проказники-дети, и волшебники. А с ними погибнут каанцы, и изгнанные граждане Империи, и братья из Ордена Резонанса, и новоиспеченные Соколы, и этот безумец Рейт, и сам Патр, и Джесс.

Поэтому, когда из кустарника вышла Джесс, бледная и растрепанная, у Патра сердце подпрыгнуло в груди; он не мог дышать и не мог думать. Они пришли, и теперь все кончено. Он не сумел ее спасти.

Но она бормотала что-то о Рейте.

Рейт.

Набат паники в его ушах немного стих, и он сказал:

— Погоди. Отдышись. Что там с Рейтом? Он умер?

Это было бы для Патра лишь отчасти плохой новостью. Рейт начал ему нравиться, но факт оставался фактом — Джесс была словно стеной окружена неразделенной любовью к нему, и только когда он умрет, может быть, она сможет увидеть, как сильно Патр ее любит.

— Он… он… проснулся.

Патр понял, что она плачет. Слезы катились у нее из уголков глаз, стекая на кончик носа. Когда она плакала, лицо ее становилось каким-то сморщенным.

Значит, ему повезло.

— Что ж, если он жив и проснулся… это хорошая новость, Джесс. Так почему же ты плачешь? Мне почему-то казалось, ты должна быть счастлива.

Джесс закрыла глаза, сделала долгий прерывистый вздох и вытерла лицо рукавом.

— Я боюсь, — сказала она. — Рейт не помнит, как писал во всех этих блокнотах. Он вообще ничего не помнит с тех пор, как начал свою работу, и до его пробуждения сегодня. Он спросил меня, был ли он болен — или же бредил, — когда все это писал.