— Тут же на лице ее появилось жесткое выражение. — Передайте Йозефу, чтобы впредь он не играл свои песенки рядом с медведем. Мне нужен хищный зверь, а не цирковой клоун.
— Есть! — Доктор чуть ли не подскочил на стуле.
— Вы забываете, Зигмунд, что ваш музыкальный и дружелюбный медведь легко разделался с нефелимом. А образец девяносто семь был лучшим.
— Да, конечно, я помню… — Доктор опустил взгляд. Еще бы не помнить — он собственноручно проводил вскрытие великана и готовил отчет для Хель. — Но это и в самом деле дружелюбный медведь. Не понимаю, что заставило его напасть на нефелима.
— Мне кажется, — Хель постучала фигуркой Моржа по столу, — кое-кто может пролить свет на эту историю. Ваша красавица дикарка. Думаю, она совсем не случайно появилась рядом со станцией. Спросите у нее.
— Но… Мы же не знаем их языка!
— Так научитесь. Или же научите ее говорить по-человечески. Полагаю, это задание доставит вам удовольствие.
Последнее слово она произнесла с нажимом. Рашер почувствовал, что щеки его заливает краской. Он хотел возмутиться, но вместо этого тихо повторил:
— Есть…
Передатчик на столе пискнул. Красная лампочка замигала на входящий вызов. Хель нажала кнопку.
— Слушаю.
— Госпожа начальник станции… — Рашер узнал голос радиста станции. — Мы получили сообщение…
— И? Если это опять Шильке с четвертой, то передайте, что я не собираюсь выделять ему горючее…
— Нет, — Радист радист замялся. — Сообщение поступило со станции номер восемь.
Хель посмотрела на Рашера, однако не стала переключать передатчик на наушник.
— Вы уверены?
— Трижды проверили настройки. Это их волна. Понимаете, у каждого передатчика есть индивидуальный код…
— Без подробностей, — перебила радиста Хель. — Что за сообщение?
— Я… Я не знаю, что сказать. Мы сделали запись, послушайте сами.
Из динамика послышался треск, щелчки, а затем незнакомый голос сказал «Привет».
Молча они прослушали загадочное сообщение. Едва оно закончилось, как Хель приказала:
— Повторить.
Там была песня. Странная неприятная мелодия. Рашеру она совсем не понравилась. Пожалуй, даже больше той непонятной белиберды про Интернациональное Сопротивление. Песня была сыграна на губной гармонике, и, похоже, музыкант сильно фальшивил.
Хель откинулась в кресле. Ритм, который она выстукивала фигуркой по столу, стал быстрым и частым. Словно пулеметная очередь.
Рашер поерзал на стуле.
— Что еще за «Свободное радио каменного века»? И куда нужно бежать?
Хель не ответила.
— Что такое «Pink Floyd»? — сказала она, глядя на передатчик.
— Я не знаю, — растерялся доктор. — Кажется, это по-английски. Розовые флюиды ? Бессмыслица какая-то…
Хель посмотрела на него так, что Рашеру больше всего на свете захотелось провалиться сквозь землю. Глаза начальника станции сверкали — голубой и зеленый. Вокруг рта закружились снежинки.
— Научите ее говорить, Зигмунд, — сказала она ледяным голосом. — Немедленно займитесь этим.
— Аска? Аска, это ты?
Голос звучал над ухом, но девушка боялась открыть глаза. Она не понимала, где она и что происходит. Что с ней случилось? В голове сгустилась темнота, черная, как самые глубины Большого Озера, куда не донырнуть самому сильному охотнику. Из нее выплывали тени-образы, но девушка не понимала, что они означают. Жуткий грохот и треск, странные люди, грубые руки и боль смешались в чудовищном кипящем вареве. Вот ее куда-то тащат, вот она где-то лежит. Аска перестала различать, что сон, а что явь… Один кошмар сменял другой, и так без конца. |