Их многочисленные голоса слились в шумный гвалт.
— Нас атакуют!
— Это колдун!
— Мы обнаружены!
— Мечи наголо!
Теммар гневно закричал, что никакой атаки нет, что это пустяк: просто пробежал лесной зверь, а никакой не колдовской демон. Ему понадобилось несколько мгновений, чтобы заставить их слушать себя, после чего, вскарабкавшись на высокую скалу и подняв факел, он объяснил, что причина их страха — усталость и кошмарные сны.
— Он ждет, что мы нападем на него! — выкрикнул Теммар.— Слушайте меня, люди! Слушайте! В лесу было просто животное — животное!
Наконец все успокоились. Часовые поспешили на свои посты, а все остальные к своим шатрам. Правитель также вернулся к холодному пеплу своего костра. Он сел на камень, вокруг тихо переговаривались воины, обсуждая происшедшее. Теммар смотрел на Рыжую Соню. Переполох ничуть не потревожил ее, а, если и потревожил, то, вероятно, она предположила, что все это привиделось ей в бреду; подняться же у нее не хватило ни сил, ни воли.
Он смотрел на нее, снова и снова задаваясь вопросом, не символ ли она или таинственное послание богов. И медленно, почти невольно, его взгляд снова вернулся к опушке леса и встретился с желтыми глазами…
Желтые глаза…
Его сердце забилось чаще, былые страхи оживились, он снова вспомнил издевательский смех Идзуры.
Желтые глаза…
Конечно, глаза животного. Но был ли он в этом уверен? Если нет, то чьи же они?
* * *
Нгаигарон стоял у открытого окна и смотрел на город. В другом конце комнаты на широкой постели спала Идзура. До рассвета было еще далеко. Колдун вдыхал запахи города — запахи крови, страха, и ладана, исходившего от жертвенника идола.
— Нгаигарон… Нгаигарон…
Шепот доносился из угла комнаты. Нгаигарон оглянулся и увидел Идзуру. На белом лице сияли темные глаза.
— Разбудил? — спросил он ее.
— Я видела сон,— с милой улыбкой произнесла она.
— Я тоже видел сон, хотя и не спал.
— Я видела тебя!
Нгаигарон затворил окно, легкими шагами прошел по тускло освещенной комнате и скользнул в постель к любовнице.
— Ты великий человек,— шепнула Идзура.
Нгаигарон удовлетворенно хмыкнул.
— Мое величие заключается не в том, чего мы уже добились, Идзура, но и в том, чего мы добьемся — чего мы должны добиться!
— На этот счет у меня нет никаких сомнений!
— Я верю,— продолжил Нгаигарон,— я верю, прежде всего, в себя и в свои силы!
— Я тоже…— Она нежно погладила его по бедру и поцеловала в щеку.
— Но Теммар жив!
Немного помолчав, Идзура произнесла:
— Ты это знаешь? Но он умер в другом смысле. Он умер для меня. Он где-то прячется? Мы его найдем!
— Да. Мы непременно его найдем и сведем с ним счеты! .
— Ты боишься? — Идзура выгнула красиво очерченную бровь.
— Теммара?
— Теммара. Того, что может случиться, если он до сих пор жив.
— Я ничего не боюсь — ничего, что в моей власти. А недалек тот день, когда в моей власти будет все! — Он коснулся волос женщины, провел пальцем по изящному орлиному изгибу ее носа.— Посмотри только, ну кто еще может это сделать?
— Чувствуешь темноту? — осторожно прошептал он.— Чувствуешь? Это наша темнота, Идзура. Она любит нас, понимает нас. Мы часть темноты, ты и я. Темнота не дает дорогу свету; свет не дает дорогу темноте. Ты чувствуешь это, Идзура? Чувствуешь?
Она не без страха вдруг задала себе вопрос, не потому ли его так привлекает темнота, что он чернокожий кушит, и что белые жители западных городов дали ему почувствовать темноту как внутри, так и снаружи. |