— Ну больная старуха, — Японец пожал плечами.

— Я тоже так подумал. Потому и стал дальше искать. И нашел один хутор. Хозяин там пьяный лежал, но был мальчонка лет 14-ти, сын его. Ушлый такой мальчонка. Сразу смекнул, говорит: к ним за лошадьми приходили. Дай, мол, денег, я покажу. Дал я ему пару монет. И повел он меня вниз, к самому берегу лимана. Там запруда была одна, в камышах. А перед запрудой полянка. Вот на той полянке они и лежали.

— Кто лежал? — Голос Японца напрягся.

— Все они. Весь табор. Женщина, детишки, старики. Мертвые. Все как один мертвые. Тела все в пулях. Застрелили их и свалили в кучу, как мусор.

— Кто это сделал? — Мишка сжал кулаки.

— Я как увидел, чуть с ума не сошел. Но в конце концов нашел тех, кто рассказал мне правду. Убили их, чтобы забрать лошадей, табун. Табор весь перестреляли, а табун забрали. А трупы к лиману отнесли, чтобы не сразу заметили. Ведь кто цыган искать будет? Они же не люди, цыгане... А найдут — то что? У них просто так лошадей можно забрать... И чтобы молчали... А ты говоришь, красный командир...

— Да кто ж это сделал? — воскликнул Японец и вдруг резко замолчал, побледнел, угадав ответ. — Нет, не может...

— Ты понял, — Цыган кивнул, вокруг губ его по­явилась горькая складка, — конница. Конницу нужно было создать. А где взять лошадей? Кто даст лошадей?

— Да, он мог это сделать, — сказал Японец, — он был такой... Котовский.

— Котовский и его люди, — кивнул Цыган, — они перестреляли весь цыганский табор, чтобы забрать лошадей. Это были лучшие лошади в округе! Табун славился за всю Бессарабию! Вот за него он и стрелял... Никого в живых не оставил... Ни одного ре­бенка...

Японец молчал. Что тут было сказать? Говорить властям было бессмысленно — со своей конницей Котовский стал легендарным красным героем. И никто даже не догадывался о том, что кони политы кровью...

— Он и тебя так, — вдруг сказал Цыган, — он и тебя положит, как полезешь за ним на фронт. Не связывайся с ними. Страшное это дело.

— Я не старик из табора, — Японец передернул плечами, — меня так просто не положишь. Многие уже пытались. У меня сила похлеще за него будет.

— Не будет, ты не такой, — веско сказал Цыган, — ты думаешь, что такой, но это не правда. Ты ведь не знал это о нем? Никто не знает. Я потому тебя и позвал, что предостеречь хочу. Мне на тебя смотреть больно!

— Я понял. Спасибо, что предостерег, — Японец поднялся с места, — только ничего такого со мной не будет. Ну хочешь, сам узнай! Вон старуху позови — пусть эта твоя чурчхела мне погадает!

И, смеясь, Японец направился к старухе, сидящей под яблоней.

— Эй, бабуля, погадаешь? Ручку позолочу!

Старуха резво для своего возраста поднялась, схватила Японца за руку.

— Отчего ж, красавчик... Можно и погадать.

Цыганка долго всматривалась в его ладонь, шевеля сухими губами. Потом вдруг переменилась в лице. Глаза ее как будто застыли, глядя в одну точку. Она резко отшвырнула руку Японца от себя. Затем, ни говоря ни слова, заковыляла по направлению к дому.

— Да просто слаба глазами, — сказал Мишка, на­игранно хохотнув, — ни черта не видит, сова старая, но не хочет за то признаться.