— Ты любишь музыку? — спросила Дарла.

— Ну да, кое-что люблю. Не знаю. В музыке у меня немножко странные вкусы. Вот недавно начала каджунскую музыку слушать. Вы слышали когда-нибудь?

— Это… там аккордеон, что ли?

— Ага, — кивнула Прю, чувствуя, что краснеет.

— Ну и ну. — Дарла сделала глоток кофе. — У тебя и правда странные вкусы.

Обе рассмеялись хором, а потом смех сменился уютной тишиной. Повернувшись к окну, они смотрели, как мимо проезжают машины. Какой-то мужчина пытался открыть ящик с газетами. В тишине Прю повернулась и через стол окинула учительницу взглядом; та поднесла чашку к губам с почти нечеловеческой грацией.

По правде говоря, все это время Прю скрывала свои приключения в Непроходимой чаще от сверстников — обо всех произошедших ужасах она рассказала лишь папе и маме, но те всякий раз встречали эту тему хмурыми гримасами. Для них все это было только лишним напоминанием о пропавших детях и бессонных ночах. В итоге единственным ее наперсником оказался Мак — он не осуждал ее, и при нем можно было свободно гадать, как же дальше развернулись события за непроницаемой стеной леса, но и не особенно слушал, к тому же принимался лопотать «Пю-у-у!», стоило ей только закрыть рот. Прю иногда приходило в голову, что это уж очень тяжелая ноша; ей страшно хотелось разделить свой секрет хоть с кем-нибудь на свете.

Будто прочитав ее мысли, Дарла поставила чашку на стол и посмотрела на девочку заговорщическим взглядом, широко распахнув глаза.

— Тебе тоже интересно? — спросила она.

Прю поняла, что речь о Непроходимой чаще, хоть и удивилась, как это у них так совпали мысли.

— Что?

— Что там, в Непроходимой чаще?

— Ну, наверное. — Сердце у нее заколотилось быстрее.

— Я гуляла раньше в одной компании, еще в школе. Мои родители жили в Хиллсборо, и мы часто стояли на краю Н.Ч. и просто… смотрели. И гадали. Наверное, так же, как ты сегодня. На обрыве. Мой бывший парень — он был немножко того — все рассказывал, что видел среди деревьев всякие странности. Типа зверей, которые ходили на двух ногах. Он даже клялся, что кто-то из них пытался с ним заговорить. — Она пренебрежительно махнула рукой, как бы напоминая, что парень ее просто-напросто двинулся умом.

Прю не выдержала.

— Можно вам кое-что рассказать? — спросила она наконец.

Дарла посмотрела на нее недоуменно:

— Конечно.

— Но я предупреждаю, это вам покажется очень странным.

— Ничего.

— И я никому еще не говорила, кроме родителей.

— Учителя для этого и существуют, Прю.

Глубокий вдох.

— Я в ней была.

У Дарлы округлились глаза.

— В Непроходимой чаще.

— Правда?

— Ага, — кивнула Прю. — И вы не поверите, что там творилось.

Словно тяжеленная гора рухнула с ее плеч.

Стоило Кертису войти в огромный зал управы, как его окатило волной горячего воздуха; очки тут же запотели. Он неуверенно прошел несколько шагов, чувствуя под ногами холодную жесткость камня, и вдруг наступил на что-то мягкое.

— АЙ! — раздалось снизу. Это был Септимус. — Смотри, куда идешь!

— Извини! — Кертис сдернул очки с носа, выудил из-под мундира краешек рубашки и принялся протирать стекла. Без очков он видел все довольно нечетко, но даже так разглядел в центре зала огромный пылающий очаг — единственный источник света и тепла.