— О, это я отлично знаю, хотя изо всех сил стараюсь не придавать этому значения, и лестью меня тоже не возьмешь. Как думаешь, не слишком рано для стакана холодного ромового пунша? Может, возьмем его с собой наверх — он отлично дополнит картину бесшабашного разгула, если я правильно разгадала твои намерения.

— Да. Я как раз хотел сказать, что ты проникла в самую суть замысла. И для всего, что связано с разгулом, понятий рано или поздно не существует. Сейчас же пойду смешаю порцию-другую, — Сент-Ив встал, намереваясь направиться в кухню, но услышал чьи-то шаги на крыльце; в окне показалась фигура почтальона. Едва профессор открыл дверь, тот вручил ему два письма и экземпляр «Корнхилл Мэгэзин». Журнал Сент-Ив отложил для Финна Конрада. Одно письмо — из Скарборо, адресованное Элис, — извещало, что все прибыли благополучно и погода на побережье сносная. Отправителем второго был абсурдно богатый приятель Лэнгдона, Гилберт Фробишер, бывший сталеплавильный магнат и король промышленности, недавно обеспечивший постоянный доход орнитологическому крылу корпуса естественной истории Британского музея — «Птичьему крылу», как Гилберт именовал эту часть учреждения при любой возможности, счастливо хохоча над собственным остроумием. Безрассудно щедрый Гилберт был прекрасным компаньоном, а его радостный смех отлично поднимал настроение — последнее обстоятельство побуждало Фробишера еще выше ценить собственное чувство юмора.

Сент-Ив присел на скамеечку и взрезал конверт перочинным ножом.

— Послание от Гилберта Фробишера, — сообщил он Элис.

— Ответ: «нет», — сказала Элис. — Ты знаешь, я обожаю Гилберта, но если он собирается снова оторвать тебя от меня, я отнесусь к этому с мрачным неудовольствием. Я уже отношусь к этому с мрачным неудовольствием, хотя понятия не имею, о чем письмо. Вряд ли он планирует всего лишь еще одну невинную экскурсию. Он просто помешался на своих затеях, и, похоже, ему ничего другого не остается, кроме как втягивать в них своих друзей. Вот к чему приводит неуемная энергия, умноженная на нежелание заниматься полезным делом.

— Вовсе нет. Он только что вернулся из второй поездки на Карибы, — ответил Сент-Ив, — и написал, что кто-то нашел полностью сохранившуюся гигантскую гагару в пещере, открытой провалом возле Темзы.

— О да, это стоило трех пенсов за марку!

— Вот тут ты права. Гигантская гагара вымерла сорок лет назад, последний раз встречалась в Исландии, мне кажется. Кости и перья не вызвали бы восхищения, хотя довольно странно, что птица обитала под землей. А вот сохранившаяся тушка — это и в самом деле кое-что, Элис, — Сент-Ив дочитал и сказал: — Ко всему прочему там нашлось что-то связанное с грибком, что озадачило Гилберта и его друга из музея, доктора Джеймса Хэрроу. Хэрроу настоящий ученый — орнитолог и блистательный палеонтолог. Я встречал его время от времени в клубе «Бейсуотер». Гилберт спрашивает, не смогу ли я выбраться в город, чтобы взглянуть на эту гагару, учитывая, что я написал монографию о палеолитической орнитофауне, а также всерьез интересуюсь грибами и их систематикой. Он получил разрешение у Совета по общественным работам обследовать пещеру вместе с Хэрроу. Не стоит упускать время, потому что Совет рвется начать работу по засыпке дыры и восстановлению набережной, которая сейчас в плачевном состоянии.

— Конечно, ты можешь принять в этом участие, Лэнгдон, но ведь не сегодня же — не в день, который мы приберегли для себя?

— Разумеется, нет. Мы предадимся разгулу сегодня, а в Лондоне будем в понедельник. Гилберт пишет, что ты можешь присоединиться при условии, что будешь милосердна.