Шагая по узкой полоске мостовой к красной двери, которая теперь отчетливо виднелась сквозь пряди тумана, носимые ветром, скрывавшие и открывавшие предметы, Бомонт обдумывал, что готов сказать. Он понимал, что способен поведать мало такого, чего уже не сказал, разве что сообщить, что человека, которого они ищут, настигло проклятье — он стал пленником жаб. Вряд ли Бомонту много заплатят за новости о том, кто почти что мертв. Однако он решил пойти напролом и посмотреть, что из этого выйдет — может, обломится фартинг за труды, что вдвое лучше половины фартинга.

Как ему и велели, он подождал в нескольких шагах от крыльца, сняв шапку и держа ее на сгибе руки. Дверь была распахнута, зеленщик возился с корзинами овощей, передавая их кому-то невидимому в тени. Наконец торговец ушел в сторону реки, толкая перед собой опустевшую тележку, а дверь захлопнулась. Бомонт осмотрел ряд высоких окон, тянувшихся до узкого балкона четвертого этажа, карнизы и массивную лепнину, украшавшую стену под ним. Тому, кто уходит через такое окно, будет достаточно опоры для ног и зацепок для рук. Бомонту никогда не нравилось изображать обезьяну — еще с детских времен, — но он по-прежнему считал дома местами, откуда бывает нужно поспешно скрыться.

Изнутри донесся лязг отодвигаемого засова, и дверь распахнула морщинистая горничная с узлом волос на затылке и в длинном зеленом платье с обтрепанным подолом — без сомнения, миссис Сцинк. Ее потеснили двое выходящих мужчин. Оба мельком глянули на Бомонта — один явно с недобрыми намерениями — и неспешно зашагали туда же, куда ушел зеленщик. Тип с «тухлым» глазом был мерзавцем — худшим из всех, кого Бомонт мог припомнить. Он был известен по реке как Булыжник и подозревался в удушениях. За удушенных платили куда лучше, чем за выкопанные трупы, потому что они были свежими и теплыми. Как-то раз темной ночью Булыжник доставил два таких тела Нарбондо в старый «Тенистый дом» в Клиффской топи, возле Египетского залива.

Бомонт заметил, что миссис Сцинк осматривает его так, словно снимает мерку. Он поклонился женщине, когда та жестом пригласила его войти, и ступил в тускло освещенную прихожую. Почуял запахи и услышал шум близкой кухни, глядя, как горничная запирает дверь. Там был замок Чабба с поворачивающейся задвижкой, вделанный в дверь на фут от верха. Задвижка намертво защелкнулась, когда дверь уперлась в косяк, а это означало, что она будет оставаться закрытой, пока замок не отопрут и не застопорят в новом положении. Поперек двери миссис Сцинк опустила тяжелый засов и задвинула его. Что это означает, гадал Бомонт, когда дверь снабжена замками, которые не пускают ни внутрь, ни наружу? Ведь он-то теперь был внутри!

В стене обнаружился глубокий проем, закрытый черным занавесом, который на миг отдернулся. Внутри стояли кровать и стул, постельное белье было сбито в кучу — приют миссис Сцинк, которая всегда наготове. Надзирательница, подумал он. Она ему не понравилась — как, без сомнения, и он ей. И было что-то не то в самом воздухе дома — может быть, запах слабительного, перебивавший кухонные ароматы, или запах смерти, поднимавшийся сквозь щели в полу. Это был не просто запах — недавние призраки, потревоженные и несчастные. Вот дом, размышлял Бомонт, который хочет, чтобы его сожгли дотла. Бомонту хотелось понять, не вид ли того парня, Булыжника, так повлиял на него, но его раздумья прервал долговязый в красной шляпе, который вошел и сказал:

— Пошли.

Через прихожую они вышли к лестнице. Бомонт оглянулся и увидел, как миссис Сцинк прячет ключ от висячего замка в глиняный кувшин на полке у двери. Да его слепая мышь найдет — а это значит, что у них, так сказать, нет проблем со слепыми мышами. Усевшись на табурет у двери, женщина скрестила руки на груди и склонила голову, словно готовясь уснуть.