— Старуха что-то замышляет, — доложил Уильям. — Голову даю на отсечение — она перебрасывает ночью свою псину через забор, чтобы та гадила на нашу лужайку. Какая-то подлость затевается, помяни мое слово.

На секунду остановившись под вязом, миссис Пембли подняла голову и зачем-то заглянула вглубь кроны дерева.

— Понял! — выкрикнул Уильям с жаром, взмахивая левой рукой. — Проще пареной репы. Неужели они и в правду надеялись меня провести?

Эдвард определенно чувствовал, что обстановка накаляется.

— О чем это ты? — спросил он осторожно.

— Блок и помочи с уздой. Они переносят проклятую зверюгу через стену при помощи помочей с уздой и блока, дожидаются, пока она совершит свою гнусность, а потом выдергивают ее обратно, словно марионетку, будь она неладна.

И прежде чем Сент-Ивс нашелся, что ответить, Уильям уже был у задней двери. Выхватив из ящика с садовыми принадлежностями лопату, он подбежал к вязу, подхватил на лопату следы преступления и перебросил их через забор прямо в сорняки Пембли. Увидев, от кого исходит угроза, миссис Пембли прижалась спиной к стене гаража, стиснув обеими руками и что есть силы запахнув на груди отвороты халата. Казалось, она лишилась дара речи.

— Зря стараетесь! — прокричал ей Уильям и, пребывая в полной уверенности, что его ответный выпад и комментарии поняты должным образом, победоносно бросил лопату себе под ноги. Картинно отряхнув с рук пыль, он развернулся и возвратился в дом, к Эдварду, задумчиво скребущему макушку, в ожидании неминуемой бури. Но обошлось без последствий. Уильям вышел полным победителем. Позднее, тем же утром, он подстриг мешающую обзору часть живой изгороди и битых два часа передрапировывал шторы и переставлял мебель в гостиной, превращая ее в наблюдательный пост, заняв который он мог бы казаться случайному стороннему наблюдателю торшером, стоящим в углу перед окном. В своих стараниях Уильям зашел так далеко, что, приказав Эдварду прогуливаться с подчеркнуто беззаботным видом взад-вперед вдоль внешней части забора, сам, надев на голову широкополую соломенную шляпу (на западе такими иногда украшают напольные лампы, а на востоке их носят преимущественно кули), простоял некоторое время как фламинго на одной ноге за занавеской. О том, что дело шурина плохо, Эдвард догадался как только увидел Уильяма бегущим по двору на четвереньках, но то, что регресс оказался таким быстрым, стало для него пугающим сюрпризом. Выход из положения был только один: срочно перенаправить поток мыслей его бедного шурина в русло погони за интеллектуальными ценностями, отвратив его от воображаемых угроз. Нужно было подумать о Джиме. Мальчику наверняка тяжело смотреть, как его отец медленно, но верно «съезжает с катушек». Необходимо оградить сына Уильяма от заразительного безумия. В качестве одного из первых шагов нужно уговорить Уильяма снять с рубашек омерзительные алюминиевые бутылочные крышечки, которые он прикреплял там при помощи пробковых прокладок от этих крышечек. Вид подобных украшений на одежде отца несомненно причинял Джиму боль.

— На завтра намечено собрание Общества, — заметил Сент-Ивс Уильяму, когда идея с торшером исчерпала себя.

— Общества Блэйка?

— Нет, ньютонианцев, — ответил Эдвард. — Соберутся у нас. Придет кое-кто из твоих старых друзей.

— Сквайрс?

— И он тоже. Он сейчас занимается модификацией своей батисферы — устанавливает в ней нечто под названием «абсолютный гироскоп». Насколько я понял, это механизм, который помогает сохранять равновесие, но ты ведь знаешь, я не инженер. Лазарел затевает в следующем месяце экспедицию с погружением в одну из главных впадин Пало-Верде.