Выключив фонарик, Уильям погрузил тоннель в темноту. Ощупью продвигаясь вдоль стены, он добрался до развилки и с отчаянно колотящимся сердцем бросился в ближайший коридор, не в силах даже думать о поджидающем в темноте Фростикосе. Со всех сторон безмолвие. Напрягая слух, он силился различить шорох приближающихся шагов. Увидеть его во тьме Ямото не мог — как не мог разгадать его замысел. Притаившись за поворотом, Уильям заглянул в зев большего тоннеля. И ничего там не увидел. Внезапная уверенность в том, что нечто острое — топор или тяжелый нож, может быть, — вот-вот вылетит из темноты и отделит его голову от туловища, заставила его отшатнуться. Он повернулся и зашагал дальше.

Если Ямото вооружен, то чем? Ножом мясника? Он слишком увлекался в свое время кино. Локоть Уильяма ударился обо что-то твердое. Он пригнулся и застыл, скрючившись. На ощупь предмет был жестким и угловатым, возможно деревянным — что это, плавник, принесенный с поверхности дождевой водой? Уильям ощупал препятствие, определяя его форму — оказавшуюся прямоугольной. Вокруг по-прежнему висела тишина.

Он должен постоянно двигаться, в этом единственная надежда на спасение. Внезапность — его оружие. Если Ямото потерял его из виду и теперь ищет, нужно воспользоваться этим и попытаться оторваться от слежки. Хотя азиат, который шел позади, не мог не заметить, как Уильям выключил фонарь. Нужно было упрямо прорываться вперед — ничего другого не оставалось — ощупью по стеночке, как слепец, выжидая и надеясь, что судьба улыбнется ему.

Никаких шагов за спиной он по-прежнему не слышал. Включив фонарик, покрутил головой из стороны в сторону, освещая пустые серые стены. Потом решительно повернулся, чтобы рассмотреть загораживающее меньший тоннель препятствие.

Это был раскрытый настежь сундук, поваленный набок. Не сдержавшись, Уильям вскрикнул, отпрянул и, поскользнувшись в луже на полу, упал на спину. Через секунду он уже снова был на ногах и стоял, направив фонарь на сундук. Внутри сундука покоились чьи-то перетянутые кожаными ремнями останки — полуразложившийся ужас. Труп, возможно человеческий, а может быть какого-то животного. Тело — сплошное месиво шрамов — обвисло на путах, голова с разинутым ртом, беззубым — не более чем прореха в лице, — завалилась набок, нос — черная дыра, пустые глазницы. Ушей у существа не было, а пальцы его рук, распятых на дне сундука, соединялись перепонками. Не сводя с сундука глаз, Уильям попятился к развилке. Что это, как не предупреждение ему? Никаких сомнений быть не могло. Он повернулся и побежал, сначала неторопливо и трусцой, потом во весь дух, все так же неуклонно на юг, в сторону океана, к батисфере, которая должна была доставить его в другой мир. Он забыл о том, что способен думать. Думать было бессмысленно. Искать объяснений он не мог, да и не хотел. До него снова добрались. Чьи это останки в сундуке? Что за несчастное, безобидное создание было унижено до такого состояния? Определенно не Реджинальд Пич. Об этом он не мог даже думать. Этого не могло быть. Реджинальд слишком ценен, чтобы так им бросаться. Существо в сундуке, скорее всего, было результатом неудачного эксперимента, оставленным здесь для устрашения.

Не в силах бежать дальше, Уильям снова замедлил ход, уже совершенно отчетливо различая за спиной далекие шаги. Ямото. Позади раздался чей-то голос. Из-за собственного хриплого дыхания и эха шагов разобрать сказанное Уильям не смог. Он остановился и прислушался, не имея ни малейшего представления о том, куда попал. Взглянув на карманные часы, он узнал, что уже около одиннадцати утра. Он развил хорошую скорость.