Трясущимися руками Фростикос принялся нашаривать застежки черного саквояжа. Решив, что худшие страхи позади, Уильям приободрился. Стиснув в руке фонарь, он поднял его, словно собираясь впечатать доктору в лоб. Фростикос попятился и взмахнул свободной рукой, его безумные глаза метались между саквояжем и фонарем Уильяма, лицо заливали неожиданные потоки пота, смешанного с пудрой и румянами.

В саквояже находилось что-то жизненно важное для доктора, и это что-то не имело никакого отношения к Уильяму. Что это — героин, морфий? Ну конечно же. Фальшивый аспирин. Фростикос просчитался. Гоняясь за Уильямом по канализации, он пропустил время очередного приема. Наркотическая ломка подступила внезапно и застала доктора в самый неподходящий момент. «Он крепко сидит на своей дряни», — подумал Уильям, посматривая на саквояж.

Фростикос откинул замки и запустил руку внутрь саквояжа. В ту же секунду Уильям выбил саквояж у доктора и пинком отбросил в глубь тоннеля, в лужу темной густой воды. Из кувыркающейся черной сумки полетели на бетон разнокалиберные пузырьки и бутылочки, со звоном разбиваясь, от ударов откупориваясь и рассыпая таблетки и порошки.

Фростикос дико и мучительно завыл, как смертельно раненый зверь. Скрючив пальцы, он обернулся к Уильяму. Оскаленные зубы доктора блестели от слюны, глаза горели жаждой убийства.

— Ну, подходи! — размахивая фонарем, закричал Уильям, чувствуя необычайный прилив отваги и сил.

Фростикос отвернулся и бросился к своим таблеткам, задыхаясь, клокоча горлом, выхватывая из затхлой жижи в первую очередь скользкую раскрывшуюся бутылочку с зеленым, наполовину разлившимся содержимым. Но Уильям уже настиг его. Фростикос выгнулся дугой. Фонарь Уильяма с отчетливым сухим стуком опустился на макушку доктора, бросив его лицом в грязь. Ноги Фростикоса задергались. Уильям схватил его за воротник пальто и потащил прочь от рассыпанных таблеток, от зеленого снадобья. Фростикос бился и пронзительно вскрикивал. Уильям отпустил его через несколько шагов и отскочил в сторону. Бросившись к пузырькам, он расшвырял их в стороны ногами. Бутылочку с зеленой микстурой он наподдал словно футбольный мяч — та улетела в темноту, расплескивая остатки содержимого. Фростикос издал полубезумный крик, потом скороговоркой понес полную околесицу. Растоптав все пузырьки до единого, Уильям подбежал к доктору и еще раз, сильно, ударил его по голове фонарем.

Раструб соскочил, преследуемый очередью батареек. Фростикоса поглотила темнота. Расставив ноги поудобнее, Уильям занес фонарь для нового удара. Доктор все еще что-то булькал — видно, безумие придало ему сил, он мог быть опасен. Но бежать Уильяму было поздно. Он и так слишком долго бежал.

Тяжело дыша, Фростикос замолчал. Его дыхание было частым, прерывистым. Что-то трижды резко стукнуло в темноте по бетону, словно Фростикос, сотрясаемый следующими один за другим приступами падучей, бился головой о пол, складываясь и распрямляясь как карманный нож. Отпрянув, Гастингс принялся нашаривать свой рюкзак, а нащупав, рвать все карманы подряд в поисках маленького фонарика. Нащупав трясущимися руками фонарик-карандаш, он включил его и направил луч Фростикосу в лицо.

Задохнувшись от неожиданности, он отступил, так и не отпустив рюкзак и волоча его за собой. Лицо Фростикоса превратилось в маску из тысяч копошащихся червей. Кожа взбухала мелкими желваками, менялась. Доктор подергивался и втягивал воздух с ужасным, неправдоподобным жестяным хрипом, словно древний старик, умирающий от полностью выевшей его болезни. Дернувшись последний раз, он равнодушно стукнулся затылком о бетон и затих. Его лицо, тихо дрожа, медленно осело, растекаясь в стороны.