Разумеется, в то время я ничего этого не знала. Очнувшись в больничной палате, совершенно не помнила, как там оказалась, что со мной произошло и какое сейчас время суток. У меня болела голова и все тело, и, кроме этой боли, меня практически ничто не волновало.

Впервые придя в сознание, я открыла глаза и увидела склонившегося надо мной врача в хирургической робе. Он оттянул мое нижнее веко и посветил фонариком мне в глаз.

— О-о! — простонала я хриплым от долгого молчания и жажды голосом, потом болезненно покашляла.

— С возвращением! Вы можете сказать, как вас зовут?

— Да, могу. А вы можете сказать, как зовут вас?

— Простите, но я должен услышать ваше имя.

— Мэйв Эйне Керриган. Теперь ваша очередь.

Он засмеялся.

— С вами все в порядке, да?

— А в чем дело? Почему я здесь?

— Вы помните, что с вами случилось?

Я хотела ответить — хотя бы для того, чтобы он отвязался, — но, открыв рот, поняла, что не знаю ответа, и нахмурилась.

— Не торопитесь.

— Сейчас. — Я подтянула одеяло, которым была накрыта, и от страха у меня засосало под ложечкой, а по спине побежали мурашки. — Сейчас я вспомню.

— Хм-м… — Врач выпрямился, достал ручку и сделал запись в моей карте.

Кажется, я не прошла какую-то важную проверку.

— У меня болит голова.

— Это неудивительно. У вас перелом черепа.

— Ого!

Неприятная новость. Я опять закрыла глаза, пытаясь вспомнить, как и почему это со мной случилось. Автокатастрофа? Да, я сидела в машине… Обернулась посмотреть на того, кто сзади… Но машина, кажется, стояла на месте… Нет, не то.

Когда я снова открыла глаза, врача в палате не было. Вместо него по обе стороны кровати сидели мои родители, усталые и слегка встрепанные. На папе был криво застегнутый кардиган, а мамины каштановые локоны распрямились.

— Что вы здесь делаете? — Я с радостью услышала, что мой голос окреп и стал не таким хриплым.

— Ты очнулась! — На мамином лице появилось невыразимое облегчение.

Я повернула голову и увидела точно такое же выражение у папы.

— Как ты себя чувствуешь, милая?

— У меня болит голова, па. — Это детское обращение невольно сорвалось с моих губ. Я и впрямь была слабой как ребенок и нуждалась в ласке и утешении. А, вот, вспомнила! Обязательно надо сообщить им, что со мной приключилось. — У меня перелом черепа.

— Мы знаем. Врачи сказали. За последние тридцать шесть часов ты то приходила в сознание, то отключалась. — Слава Богу, мама заговорила своим обычным язвительным тоном! Значит, все не так уж и плохо. — Они хотят подождать и посмотреть, нет ли у тебя каких-то психических нарушений.

— Психических нарушений?

Мой папа недовольно прищелкнул языком.

— Послушай, Колетта, не надо ее расстраивать!

Я обернулась к нему.

— Что произошло?

— А ты не помнишь? — Папа смотрел на меня с тревогой, и ради него я опять напрягла память.

— Я была на работе…

— Вот-вот, на работе, — раздраженно подхватила мама. — Тебе приплачивают за то, что ты подвергаешь свою жизнь опасности? Ты вообще не должна была там находиться.