Сажала бабка розу
— В саду — и на канву.
Но всё ж — не будем проще,
Чем жизнь — имущим зрак.
Внук был, понятно — возчик,
Но непонятно — как,
Им будучи, сверх мóчи
Трудясь за хлебный грош —
Был тот чернорабочий
Собой — как день хорош!
Хребтом — как тополь — статен,
Зрачком — как цвет — лучист,
Платком — как франт — опрятен,
Лицом — как месяц — чист,
Ну, просто — жить приятней,
В калитке повстречав.
И вовсе непонятно:
Кáк этот лебедь — шкаф
Несет?
Сидели — парой,
Кот разводил муры.
Сидели, ждали — пара,
А чайник ждал — поры
Своей. Почти что смеркся
День. Кот сидел, как гость.
Вдруг — потолок разверзся
И хлынул в келью — дождь
Нот! За пиджак! за кофту!
Так грянул, так хватил,
Что разом и спиртовку,
И душу затопил!
На ангельские звуки —
Чтó сделала чета?
Сложила бабка руки,
Внук приоткрыл уста…
И в яме той, в квартире
Посмертной — с дна реки —
Воздвигнуто четыре
Молитвенных руки —
Как с пальмами. В предзнаньи
Неотвратимых мук,
С пасхальными глазами
Сидели: бабка, внук —
Покамест лба и лица
Не поглотила тень.
То верхняя жилица
В дом въехавшая в день
Тот…
И стало у них как в церкви
В Светлый праздник, в речной разлив.
Стала бегать старуха к верхней,
Внуку — слова не проронив.
— Не наскучу и не нарушу,
Только рученьку Вам пожму!
Пойте, пойте! Ласкайте душу
Внуку бедному моему.
В нашей жизни — совсем уж дикой —
Вы — родник для него, магнит.
Как с извозу придет — так лику
Не умыв — в потолок глядит!
Да, великое Ваше дело!
За высокое Ваше là —
В ножки кланяюсь старым телом.
Молода была — тоже пела,
И — сама молода была!
Не ветхой лестницей, где серó
От дыма и пахнет ближним —
На крыльях голоса своего
Спустилась верхняя — к нижним.
В сие смешение пустыря
Со складом, костра — с затоном,
На круглом облаке ниспаря,
Как феи во время óно.
С той разницей, что у фей — из рук
Алмазы, для глаз — соблазны.
— «Мой внук любезный, — а это — друг
Заглазный: наш звук алмазный!»
Я знаю: вида читатель ждет.
Читатель, прости за смелость!
Условившись, что и нос и рот,
Все, все у нее имелось —
Не хуже нашего, это «все»
Смахнем, как с подушки волос.
Зачем певицыно нам лицо,
Раз вся она — только голос:
Невидимость! Раз видней всего
Нам небо — сквозь слезы градом!
От этого ль иль еще чего —
Но так и не поднял взгляда
От — и не óтпитой чашки — внук
Вчерашний, жених навечный.
Как дева в зеркало, в чайный круг
Глядится, как в пруд зловещий
Глядится лебедь, и в нем гроза
Читает
(Немногим легче порой — глаза
На гостя поднять — чем руку!
И многим легче, конечно — шкаф
Дубовый!)
Сухих ли, влажных —
Но глаз не поднял и, не подняв,
Звезд не показал — алмазных. |