Радченко спасовал перед авторитетом Су Юнь. Эта женщина, пользуясь минимальным запасом слов и выражений, обладала загадочной способностью кого угодно убедить в своей правоте. Молча кивнув, Радченко исчез за ширмой. И вновь появился перед Юнь в темно синем деловом костюме.

— Рукава пиджака опять длинные, — вздохнул Радченко.

— У меня костюмы заказывать очень большой люди. И никто никогда не жаловаться.

Радченко вышел из лавки с двумя бумажными сумками и заметил человека в серой ветровке, тот стоял неподалеку, курил, делая вид, что разглядывает в витрине пластиковую куклу, облезлую, давно потерявшую первоначальный цвет. Радченко подошел к мужчине. Тот отступил на шаг и встал, скрестив руки на груди.

— Слушай, тебе не надоело за мной бегать? Могу устроить так, что эту ночь ты проведешь в камере. В ближнем отделении полиции.

Радченко поставил сумки на асфальт и вытащил мобильник.

— Подожди, — мужчина снял окурок, прилипший к нижней губе. — Надо поговорить. Я тот самый Вадим Наумов, учитель английского. Который на Дробыша написал заявление в полицию. Ну, сел в машину и поехал за тобой. Просто не мог решить, как лучше к тебе подойти, с чего начать…

— Не о чем разговаривать. Дело Дробыша закрыла прокуратура.

— И много он заплатил? Ну, чтобы дело закрыли?

Вместо ответа Радченко подхватил сумки и заспешил к выходу. На автомобильной стоянке его догнал Наумов. Он встал рядом с машиной и молча наблюдал, как Радченко кладет бумажные сумки в багажник БМВ и пьет воду из пластиковой бутылки.

— Я навел о тебе справки, — сказал Наумов. — По отзывам, ты приличный парень, хоть и адвокат. Удели мне час. Больше не надо. Это недолго, всего час. Тебе надо знать о том, что произошло…

— Меня это уже не касается.

— Ну, считай, что этот час ты подарил мне, — солнце припекало, на лбу учителя выступили капли пота, а губы наоборот сделались сухими и темными.

— Я не делаю подарков незнакомым людям.

— Тогда подари час девочке Инне.

Глава третья

С утра майор полиции Юрий Девяткин поднялся на этаж, где сидит начальство. Кабинет Богатырев был просторным и светлым, стены отделаны старомодными деревянными панелями, а от дверей к письменному столу вела ковровая дорожка, видимо, чтобы посетители, попадавшие сюда впервые, не заблудились. Девяткин устроился за приставным столиком, разложил дела, готовясь доложить о работе, но Богатырев, поглощенный какими-то своими мыслями, только рукой махнул.

— Я тебя не для этого вызвал, — сказал он. — Говорят, у тебя память хорошая. Вот скажи, ты помнишь некоего Игоря Дробыша?

— Помню. Давным-давно я задерживал его ближайшего помощника некого Стаса Тухлого. Он избил до полусмерти какую-то женщину и ее приятеля. Это было еще в ту пору, я работал простым оперативником на окраине Москвы. Дробыш позвонил кому-то из начальства. Мне приказали Тухлого отпустить и забыть все, что было. Дробыш до сих пор числится в нашей картотеке как уголовный авторитет.

— Он давно поднялся по золотой лестнице на самый верх. Теперь к нему просто так не подступишься. Газеты пишут, будто он импортирует продукты из-за границы. И сам что-то производит на своих заводах. Сосиски что ли… Или колбасу… Кормит ей полстраны.

— Наверное, вкусно, — облизнулся Девяткин.

— Все шутишь? — Богатырев вытер испарину бумажной салфеткой. — Когда-то Дробыш был крутым парнем. Если намечалась стрельба, сам ездил на бандитские стрелки. Хотя у него уже в ту пору было полно охраны.