— Так у вас не останется сомнений в том, что мы всегда, — Скелет сделал многозначительную паузу, — всегда выполняем наши обязательства. Что касается аванса, думаю, десяти тысяч вам для начала должно хватить? Через год ждите курьера со второй частью. И столько же еще через год. А через три года, считая от этого момента… скажем, первого ноября 1921 года в десять часов утра давайте встретимся с вами здесь же для окончательного расчета. Мы, господин Баркер, даже не допускаем тени сомнения в том, что вы человек слова… Потому что мы всегда очень тщательно выбираем друзей и ни разу, ни разу не разочаровались в выборе. Не беспокойтесь за брата, с ним все уже в порядке — он прибудет в воскресенье, прямо к трапу.
Баркер напрягся. Он даже рассчитал, что Малыша масоны захотят придержать в Чикаго гарантом его, Баркера, возвращения и что придется долго торговаться, возможно, впустую… Дело становилось все более тухлым.
— Имеются нюансы, о которых вам следует знать, — продолжал Скелет. — Утомительные мелочи. К тому же вы должны увидеть образец материала. Но это все вопросы второстепенные. Капрал…
Скелет склонил голову и посмотрел сквозь прорези маски на Печатку. Тот машинально распрямил плечи и щелкнул каблуками, словно отдавая честь, и Баркер отчетливо представил, как Печатка, одетый в серый новенький мундир, еще совсем юный, со щеками, поцарапанными ненужной бритвой, вытянулся во фрунт перед командиром и безоговорочно готов выполнить любой приказ. Даже если он прозвучит как «убей» или «умри». Нет. Баркер не понимал этих южан.
Маски поспешно разбирали документы, вытягивая из кипы каждый свою стопку листков, подчеркнуто не допуская случайностей. Спрятав документы, кто в портфель, а кто просто во внутренний карман пиджака, маски покинули кабинет, не прощаясь ни с Баркером, ни друг с другом. Красавчик вытянул было шею, чтобы еще раз отследить и, возможно, все-таки просчитать Игрока, но Печатка заслонил обзор. И лишь тогда, когда кабинет опустел, Печатка обернулся к Баркеру, кивком предложил ему сесть, устроился напротив и, тяжело вздохнув, сказал:
— Ты ведь уже просек, что здесь шутники не водятся, сынок? Ты ведь умный человек, да? Это хорошо. Это правильно. Кури, если хочешь. У нас с тобой дел еще невпроворот. Я тебе сейчас еще кое-что покажу и поясню. И чтобы ты понял… Я и есть твой курьер. Так что держи адресок, по которому сможешь меня в Стамбуле через год найти… Там же пароль — это если что-то со мной не так и пошлют другого. Запомни… и все сожги. Не держи при себе. И вот еще что хочу тебе сказать, сынок. Просто отлично будет, если ты провернешь все быстро и как следует… и не начнешь вдруг бузить. Ты мне нравишься, хоть ты и янки, и мне неохота с тобой ссориться… Понял?
— Не начну! Но если что, то валяй, Капрал! Ссорься! Не стесняйся, — подмигнул Баркер, решив переназвать Печатку в Капрала. — Только пушку с пером верни. Сидишь тут, понимаешь, как будто голышом…
***
Утром Красавчик Баркер вышел на Стейт-стрит хмурый, невыспавшийся, с деревянной коробкой под мышкой. Задрал голову, хмыкнул, разглядев в окне второго этажа силуэт Капрала. Едва удержался, чтобы не помахать ему рукой. За эту долгую прокуренную насквозь ночь Красавчик даже свыкся со стариканом, который зачем-то пытался запутать Красавчика глупым «колдовским» трепом. Зато Капрал дал наконец пощупать металл, выудив из деревянной лакированной шкатулки, исчерченной странными загогулинами, фигурку Ежа и осторожно положив ее на раскрытую ладонь Красавчика.
— Что за черт! Ежик-то кусается! Да что это за хрень такая? — дернулся Красавчик от неожиданной тяжести крошечного металлического осколка, внезапной дрожи в коленках и пробежавшего по загривку неприятного холодка. |