|
— Шож ты, гада такая буржуйская, маво дружочка забил? А? — Этого живым брать, кому сказал! Артур невольно перевел взгляд туда, откуда раздался окрик. И обнаружил, что молодой подпоручик жив, но сильно избит и привязан длинным ремнем к седлу, седло это находится на спине вороного коня, а в седле, словно блоха на подушке, ерзает блеклый худенький человечек вида безобидного, почти ангельского. Впрочем, когда этот миниатюрный херувим одним махом отсек подпоручику ухо, Артур в который раз убедился в том, что внешность обманчива, и решил не перечить. Будь он один, он бы… Если откровенно, будь он один, он тоже бы решил не перечить. Потому что гордость гордостью, а до тех пор, пока существует хотя бы мизерная возможность выжить, надо бороться. И верить в «великодушную длань судьбы», «мистическую предопределенность» и в языческого солдатского божка по имени Опять Повезло. *** — Будем пить с вами «Мартель»! Договорились. Кстати, не пора ли вам, Алекс, сменить повязку? Сколько дней вы в одних и тех же бинтах? Странным показалось подпоручику это выражение дружеской заботы. Майор спросил про бинты равнодушно, даже не повернувшись к собеседнику. Зато продолжал внимательно разглядывать двор, цыгана и кружащуюся под гогот и аплодисменты публики медведицу. Застань Артура сейчас кто-нибудь из знакомых за этим занятием, в жизни бы не согласился поверить, что майор с такой жадностью внимает изысканным па «медвежьего кордебалета». Но внимал ведь. Еще как внимал. — Да я только вчера сменил… Теперь свежих бинтов дня три не допросишься. — А вы все же попросите, Алекс. И когда станете просить, как-нибудь умно донесите до ушей, а главное, мозгов нашего цербера, что вы давно знакомы с тем цыганом, что снаружи… Ну, скажем, что он ваш однополчанин. — Кто однополчанин? С каким цыганом? С циркачом? Зачем? — изумился Саша и на мгновенье даже позабыл про нарывающее ухо. — Эти ж… Они ж его тогда… Разбираться не станут — к стенке или порубят на куски. А человек ведь ни в чем не провинился. — Как это не провинился? А кто три минуты назад кричал «ненавижу, презираю, свободу бурым медведям»? Не вы разве? Вот и ваш шанс наказать негодяя и отомстить за всех «медведей-велосипедистов», «пуделей-счетоводов» и прочую цирковую угнетенную живность. Ну? Такая возможность есть не у каждого. — Артур, вы издеваетесь сейчас. Нашли время… — обиделся подпоручик. — Скажите прямо, зачем вам это нужно. — Долго объяснять. Считайте это приказом. Подпоручик сморщил нос так, чтобы это выглядело не слишком оскорбительно, но заметно. Артур же предпочел как раз пропустить сморщенный нос и укоризну мимо. — Слушаюсь… Эй! Эй там! На часах! Человек! Повязку надо бы мне поменять, слышишь! — Подпоручик заколотил табуреткой в дверь. Звякнула щеколда, дверь поплыла влево. В проеме появился часовой, лениво оглядел арестантов, почесался. — Бинт нужен. Ухо течет! — Подпоручик повернулся к вошедшему раненым боком. Рана действительно текла сукровицей, бинт повлажнел, пропитался розовым. — И спирту бы для дезинфекции. — Спирту немае. Бинтов немае, — вяло зевнул и начал было уже прикрывать за собой дверь сторож. — Нема-ае! Ага. Поди, для поручика Шестакова найдется. И спирт, и разносолы… Выходит, за спиной атамана переговоры ведете. Ну… Это правильно. Сейчас сдаться Деникину самое время… Ладно, черт с тобой, нет так нет. — Який такий поручик? — напрягся часовой. Заворочал мозгами. Артуру показалось, что он даже слышит, как медленно, натужно скрипят в его голове шестеренки, тяжелые и неповоротливые, будто жернова. |
