Девушка оказалась дома и обрадовалась его звонку. В десять часов Чейз и Гленда вышли из квартиры и направились к “мустангу”. Вечер выдался тихий и не такой душный, как день. Чейз огляделся в темноте, прикидывая наиболее подходящее место, где мог притаиться человек с пистолетом.

Чейз попытался убедить Гленду, что ей совершенно ни к чему ехать с ним, что глупо маячить перед домом вдвоем, но она и слушать ничего не желала:

— Если мы боимся выходить из дому, значит, Судья уже победил, ведь правда?

Тогда он принялся объяснять, что с ней будет, если в нее попадет пуля тридцать второго калибра, но она только отмахнулась: он ведь сам говорил, что Судья не умеет стрелять.

Когда он вместе с ней сошел с тротуара, чтобы проводить ее до дверцы со стороны пассажира, она сказала:

— Не надо изображать учтивого джентльмена. Терпеть не могу, когда мне открывают двери, точно я инвалид.

— А если джентльмену нравится быть учтивым тоном спросил он.

— Тогда отвези меня в такое место, куда принято приходить в длинном бальном платье, чтобы мне действительно потребовалась помощь.

Он отпустил ее руку:

— Очень хорошо, мисс Самостоятельность. Но как мы сядем в машину, чтобы нас не заметили?

— А ты думаешь, он наблюдает за нами с соседней крыши? И при этом невероятно зоркий, чтобы стрелять в такой темноте.

— Все равно, — сказал Чейз, подходя к водительской дверце; он открыл ее на мгновение раньше, чем она свою. За это мгновение он понял: произошло нечто ужасное...

Он оставлял машину запертой, и Гленда не смогла бы открыть свою дверцу, пока он не отпер ее изнутри.

— Ни с места! — крикнул он поверх “мустанга”.

Девушка среагировала лучше, чем он мог ожидать. Она не распахнула инстинктивно дверцу, как сделал бы почти каждый, думая, что опасность сзади. Открой она ее хотя бы на дюйм, в следующий миг упала бы замертво.

— В чем дело? — спросила она.

— Он побывал в машине.

— Судья?

— Да. — Чейз откашлялся. Во рту у него пересохло, и язык прилипал к небу, когда он пытался говорить. — Не открывай дверцу дальше, но не хлопай ею и не прикрывай, отпусти, пусть сама закроется.

— Почему?

— Я думаю, он начинил машину взрывчаткой.

Гленда долго молчала, а когда наконец заговорила, стало ясно, что теперь она первый раз испугалась по-настоящему:

— Откуда ты знаешь?

— Когда я открывал свою дверцу, в салоне зажегся свет. Так вот, от кнопки на окне твоей дверцы к бардачку тянется одножильный провод. Взрывчатка наверняка там, потому что он вытащил лампочку из дверцы бардачка и оставил саму дверцу открытой.

— Но как ты сумел...

— Во Вьетнаме мы всегда осматривали машину прежде, чем садиться в нее. Конг частенько преподносил такие сюрпризы.

Пока они говорили, Гленда медленно отпускала дверцу и теперь, когда та прикрылась, осторожно убрала с нее руку.

— Отойди от машины и зайди за дом, — распорядился Чейз.

— Что ты собираешься делать?

— Обезвредить ее.

— Я тебе не позволю...

— Я это делал десятки раз, — успокоил девушку Чейз. — Иди, не волнуйся.

Когда она отошла достаточно далеко, чтобы в случае чего взрыв не задел ее, Чейз открыл свою дверцу и сел на водительское сиденье.

Мимо с натужным ревом проехал белый продуктовый фургон, и похожее на рокот моря эхо заметалось между кирпичных стен многоквартирных домов. Чейз наклонился над панелью, разделяющей сиденья, и стал всматриваться в открытый бардачок. Даже при слабом освещении он увидел характерный изгиб гранаты. Она была тщательно прикреплена клейкой лентой к полочке, которую образовывала открытая дверца бардачка, и обмотана длинным проводом, опутавшим маленькую дверцу вдоль и поперек.