Мы вместе поели фиников, потом немного сыра с хлебом. За едой Перикл задал мне несколько вопросов о Фалесе и о моей жизни в Милете. Затем он удалился, а я стала думать, чем мне теперь заняться. Прислуга в доме разговаривала со мной неохотно. Я побродила по дому в поисках женских покоев, чтобы найти какую-нибудь старушку или родственницу, которые наставили бы меня в правилах, принятых в этом доме, но не обнаружила ни одной женщины. Я вспомнила, что Перикл не так давно развелся с женой, и решила, что, наверное, она увела с собой отсюда всех женщин. Я вернулась в помещение, которое он назвал моим, и стала ожидать своей дальнейшей участи. Возможно, он решит предложить меня кому-нибудь из своих друзей или выдаст замуж за слугу. Наконец спустились сумерки, царившую кругом тишину ничто не нарушало, я лежала на кровати и незаметно заснула.

Поздно ночью я услышала, как в комнату поднялся Перикл.

— Почему не зажжены лампы? — спросил он, останавливаясь подле моего ложа.

— Потому что я не сплю при свете.

— Почему ты не приготовила их для меня?

— Потому что ты не поделился со мной своими планами на вечер.

Он откинул с моего тела простыню, и я осталась перед ним обнаженной. Глаза Перикла смотрели на меня вполне безучастно, рука его спокойно скользнула по моему бедру. Я отпрянула к стенке, схватила простыню и прикрыла ею наготу.

Затем обхватила себя руками и сжалась, ожидая его гнева, но Перикл казался скорее озадаченным, чем оскорбленным.

— Ты не соблюдаешь условий нашего с Алкивиадом соглашения.

— Каких условий?

— Мы с ним договорились, что, если ты мне понравишься, я возьму тебя в наложницы.

— В наложницы?

Я поплотнее закуталась в простыню и беспомощно огляделась в поисках спасения. Это была неумная реакция, но все, чего я хотела, это бежать отсюда.

— Алкивиад уверил меня в том, что ты сведуща в искусстве куртизанки. Сказал, что ты доставляла ему много радости.

— Ему? Мужу моей сестры? Это же нечестиво!

Перикл равнодушно пожал плечами.

— Я не раз слыхал о подобном.

— Господин, я так же девственна, как сама богиня наша Афина. Меня даже рука мужчины не касалась никогда, уж не говоря о том, чтоб я участвовала в любовных делах.

— Не сомневаюсь, что ты лжешь.

Он отодвинулся, но взгляда от моего лица не отрывал, чтоб не упустить следа смущения.

— Должен сказать тебе, что Алкивиад уже получил плату за тебя, за пищу, что ты съела со времени смерти твоего отца, и за те два платья, что пошила тебе сестра, одно льняное, другое из шерсти хорошего качества.

Он, похоже, уже обо всем осведомился. Каллиопа действительно однажды наскребла немного денег из тех жалких сумм, что выдавал ей Алкивиад на хозяйство, и купила ткани, чтобы чуть приодеть меня.

Пока я размышляла над сказанным, лицо Перикла хранило выражение удивления, чувство, которое я ценила и которое мне импонировало. В конце концов, он мог сделать со мной все, что счел бы возможным: овладеть мной против моей воли, в бешенстве вернуть меня зятю, который уж сумел бы наказать меня за то, что не угодила всемогущему Периклу, мог отправить в бордель или поколотить и выбросить в ночь на улицу.

— Алкивиад уверял меня, что ты опытна в любовных затеях, — повторил Перикл, явно доискиваясь смысла происходящего. — Припоминаю, что именно так он и выразился.

Я быстро прикинула возможности выбора, предоставленные мне. Этот человек не собирается, по крайней мере в настоящий момент, использовать свою власть, чтобы мучить меня. С того времени, как умер мой отец, я с такими людьми еще не встречалась. Даже мудрый Фалес любил выказать свое превосходство передо мной, считая, что я должна быть безмерно благодарна за позволение слушать его речи.