Вольфганг Шрайер. Похищение свободы
Лисы Аляски
…Чтобы быть человеком, нужно испить чашу страданий до дна. Если сегодня тебе улыбнулось счастье, а на другой день ты оказался трусом, то на третий день за все это тебе придется платить по счету. Около семнадцати часов, когда солнце еще довольно высоко висело над гладью Тихого океана, из Портленда вылетел двухмоторный военно-транспортный самолет. Жаркие лучи солнца проникали через иллюминаторы в самолет, не отличавшийся особым комфортом. Пассажирами самолета были двадцать солдат и двое гражданских, которые изнемогали от духоты и всевозможных неприятных запахов. В течение долгих трех часов, показавшихся пассажирам вечностью, под крылом самолета медленно проплывало западное побережье Канады с необитаемыми островками, светло-зелеными хвойными лесами, причудливыми фиордами и терракотовыми скалами, о которые разбивалась, оставляя белые барашки пены, океанская волна. Ни один из летевших не разглядывал в иллюминатор землю, которую им не раз приходилось видеть о высоты птичьего полета, к тому же духота и монотонный рокот моторов усыпляли. Временами солдаты с любопытством поглядывали на женщину, сидевшую во втором ряду слева. И неудивительно, ведь она была молода, у нее были светлые волосы и нежная, как кожура персика, кожа. Капрал, сидевший позади женщины, несколько раз наклонялся к ней, вдыхая аромат ее волос. Наконец он подул ей в затылок и спросил: — Так не прохладнее? — Нисколько, — ответила Бренда Рид. — Может, лучше помахать газетой? — Ваш покорный слуга, — стараясь казаться галантным, ответил капрал и энергично замахал свернутой газетой, подмигивая при этом товарищам, которые должны были видеть, что красотка с ним заговорила. Когда самолет летел над заливом Куин-Шарлотт, мистер Грей обратился к даме: — Пересядь на мое место, Бренда, здесь тебе будет прохладнее. — Хорошо, Гордон… если тебя это не затруднит. — И она пересела в кресло, расположенное ближе к проходу. Предупредительность Грея тронула Бренду. Меняясь местами, они слегка коснулись друг друга, и на нее пахнуло дымом дорогих сигар, которым пропитался его костюм, и терпким ароматом крема, которым он пользовался после бритья. Однако легкий трепет, который она всегда при этом испытывала, на сей раз почему-то не дал о себе знать. Но почему, собственно? Почему? Ведь Гордон был таким образцовым партнером, сильным, элегантным… Бренда слышала, как Гордон повернулся к капралу и спросил: — Давно не видел девушек, не так ли? — Видеть-то видел, но дела с ними не имел. Услышав, как захихикали солдаты, Грей поджал губы. — Со всеми иметь дело невозможно, юноша, — бросил он, сверля взглядом одного из солдат. Капрал замолчал. — Что с тобой, Гордон? Уж не ревнуешь ли ты? — нахмурив брови, шепотом спросила Бренда. — К этому бедолаге? Разумеется, нет. — Тогда успокойся, пожалуйста. — Охотно, если они перестанут пялить на тебя глаза. — Они не перестанут, дорогой. — Тогда им будет не до смеха. Бренда скривила губы: в последнее время такие сцены повторялись довольно часто. Но что она могла поделать? Она восхищалась Гордоном, его энергией, умом, опытом. Он был самоуверен и способен постоять за себя и защитить ее. Плевать он хотел на неприязненные взгляды этих солдат, ведь, хотя ему далеко за тридцать, он еще очень силен. В какой-то мере он относился к ней как к собственности, но разве это так уж плохо? Ей предстояло прожить с Гордоном жизнь. Это, вероятно, будет жизнь без особых волнений, без резких взлетов и стремительных падений, просто размеренная обеспеченная жизнь. |
