– Наверное, ты права, – согласился Вернон, – и надеюсь, что я никогда не потеряю бдительности и не захочу исповедаться в своих грехах. Но у меня есть совесть и чувство вины, на что и рассчитывают такие люди, как синьор Лоренцо.

– О, Вернон, не беспокойся о нем! – сказала Аманда. – Он богат, и Антонио говорил, что он ужасный скряга. Он даже делает пометки на початых бутылках вина, чтобы официанты не прикладывались к ним.

Вернон засмеялся.

– Ты просто неисправимая сплетница!

– О, я не верю и половине из того, о чем рассказывает Антонио, но я должна признать, что он очень хитер.

– Кстати, – перебил ее Вернон, – не забудь, что мы не должны больше разговаривать. Таковы строжайшие указания Джексона.

– К черту Джексона! Давай забудем о нем, хотя бы до завтра. Он скучен и опасен: я так и чувствую, что он протягивает руки, чтобы связать нас с ним цепью, которую невозможно порвать.

– Что за мелодраматический вздор! – резко возразил Вернон.

– А что касается Макса Мэнтона, – продолжила Аманда, – я думаю, что у нас с ним будут большие трудности и неприятности. Давай забудем и о нем тоже!

– Давай развлечемся в оставшееся нам время! Спустим все деньги, что у нас есть!

– Когда я встречусь в Ницце с ужасным Джексоном, я скажу ему, что мы банкроты. Если он и дальше хочет сочинять свои триллеры, пусть платит за них.

– Послушай, Аманда, – с легким укором произнес Вернон, – думаю, что ты ведешь себя неблагодарно и неразумно. Что бы мы делали без Джексона?

– И вправду, что? – насмешливо переспросила Аманда. – Мы были бы обычными уважаемыми гражданами, которым не грозили бы четыре или пять тюремных сроков, в случае если их схватят!

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Аманда проснулась, когда солнце едва начало золотить крыши домов.

Внезапно она почувствовала неодолимую потребность сбежать из отеля, скрыться от ощущения постоянной тревоги, которая нависала над ней и Верноном, как туча, скрыться даже от самого Вернона.

Ей захотелось быть свободной, забыть обо всем, даже о желании отомстить обидчикам отца.

Она быстро оделась и поспешила выйти на улицу. Вода в заливе была прозрачна; над горизонтом плыла легкая дымка, и не видно было, где сливаются море и небо. У подножия светло-фиолетового Везувия, словно символизируя весну, цвел миндаль. Некоторое время девушка стояла, чувствуя, как морской ветер ласкает ее лицо. Джексон и его планы в тот момент казались ей далекими и незначительными.

– Я хочу быть собой, – произнесла про себя Аманда. – Не хочу ни от кого зависеть! Я женщина, и мне хочется совсем другого. – Перед лицом торжествующей весны ей хотелось любить и быть любимой. Хотелось трепетать от прикосновения любимого. Ощущать на своих губах его властные и теплые губы.

Она устала карабкаться по стенам домов, прыгать с балкона на балкон, грести против течения или скакать верхом, пока лошадь не свалится замертво.

Они с братом шли на это, чтобы покарать врагов своего отца и вознаградить его друзей.

– Но так не может продолжаться вечно, – вздохнула Аманда, страстно желая, чтобы Вернон был прав и предстоящее дело оказалось последним. – Но что мы будем делать потом?

Она устремила невидящий взор на горизонт, и тут из-за завесы тумана неожиданно прорвались лучи солнца и засияли над морем. Это был настоящий взрыв красок, и девушка увидела в этом особый знак. Возможно, и на самом деле все будет хорошо.

Она вернулась в отель успокоенная, умиротворенная и, войдя в вестибюль, подумала, что с радостью простится с этим местом.