– Цыплят по осени считают, – сердито возразил Вернон.

Аманда открыла ящик туалетного столика и достала пару перчаток.

– Положи драгоценности сюда, – предложила она, – а я возьму хлеб. Его принесли?

Вернон кивнул.

– Да, он в коробке, прямо за дверью. Мальчишка принес его сразу после твоего ухода.

В промасленной картонной коробке был пшеничный хлеб, который итальянцы пекут на пасху и кладут возле алтаря, чтобы обеспечить хороший урожай в будущем году.

На страстную пятницу женщины кладут такой хлеб в каждой часовне, украшенной во славу воскресения Господня.

На свежей хрустящей корочке были изображены пшеничные колосья.

– Теперь, когда все закончилось, я наконец могу поесть, – весело проговорила Аманда.

– До конца еще далеко, – строго заметил Вернон. – Я не успокоюсь, пока мы не сбудем все это с рук.

Аманда взглянула на деньги, лежавшие у него на коленях.

– Я полагаю, мы поменяем их на фунты, – сказала она. – Не хотелось бы мне прыгать еще раз.

– Джексон еще ни разу нас не подводил. Если этот его друг столь же надежен, как все прочие, нам будет не на что жаловаться.

– Если не считать двадцать процентов, – очень тихо проговорила Аманда.

– Моя дорогая, что бы делали такие любители, как мы, если бы не Антонио и подобные ему? Не стоит мелочиться, Аманда, и, ради всего святого, спрячь это барахло.

Она взяла нож и отрезала верхнюю часть хлеба, а потом пригоршнями стала вытаскивать мякиш, пока не осталась одна корка.

Вернон протянул ей банкноты и она засунула их внутрь, прикрыв сверху мякишем. Чтобы приладить на место верхнюю корочку, Аманда достала из комода три длинные спицы, прикрепила их с трех сторон хлеба и закрепила верхушку, проделав в ней три отверстия.

– Отлично! – сказала она, отстраняясь, чтобы полюбоваться своей работой. – Теперь завернем его в белую бумагу, так, чтобы люди видели, что мы несем.

– Я положу перчатки в карман, – сказал Вернон.

– Доставай их осторожно. Будет ужасно, если выпадут бриллианты Лоренцо!

– Придется тогда представить, что они упали с твоей шеи, – сказал Вернон.

– Ну, мое пальто из верблюжьей шерсти не подходит к бриллиантам такой величины, – засмеялась Аманда. – Да, будь я настоящей женщиной, я бы поносила их, прежде чем отдавать.

– Прекрати болтать глупости и пойдем. – Аманда улыбнулась и встала.

– Бедняжка! Я знаю, ты не любишь, когда я дразню тебя. Но все прошло хорошо, а ведь меня могли схватить.

Вернон глянул на нее с высоты своего роста.

– Послушай, Аманда, – сказал он. – Разве мы сделали недостаточно? Может, нам пора остановиться?

– Вернон, ты знаешь, что мы поклялись друг другу страшной клятвой, что расплатимся со всеми, и мы это почти уже сделали.

– Не искушай судьбу, Аманда, неужели ты не понимаешь! Давай поделим деньги, вместо того чтобы возвращать всю сумму. Если миссис Маршам вернется, двух тысяч ей будет вполне достаточно.

В его голосе больше не было гнева, он говорил почти умоляюще. Аманда отвернулась и неожиданно твердо произнесла:

– Ты знаешь, сколько сделали эти люди, чтобы обмануть папу. Подумай обо всех страданиях, которые они причинили таким невинным созданиям, как старая верная миссис Маршам и глупый старик Генри Баркли. Они страдают лишь потому, что любили папу.

Мы должны с ними расплатиться. Раньше ты ведь рисковал и сильнее, а сейчас просто завидуешь тому, что я должна делать эту работу.

– Хорошо, Аманда, ради Бога, не устраивай сцен.