Дом в лесу всегда представлялся ей идеальным, однако сейчас он казался гулким и пустым. Он словно тосковал по присутствию Камерона. Уединенность, которой Джиллиан прежде очень дорожила, теперь давила на нее. Никогда раньше она не осознавала недостаток издаваемых человеком звуков, даже таких слабых, как шарканье по полу мужских сапог, скрежет ножа, отщепляющего лучину, глухой стук лопаты, перекапывающей землю под сад, который уже никогда не будет посажен.

Джиллиан почувствовала себя одинокой. Она всегда была одинока, но теперь, после того как появился Камерон, и она поняла, что значит гореть любовным огнем, ей стало намного хуже. Джиллиан вдруг позавидовала ускользающему сознанию своего отца. Если бы она могла утратить целые куски воспоминаний и сидеть здесь в ожидании, не испытывая пронизывающей боли…

Нет, она не хотела ничего забывать.

По всей Англии вдовы и матери тихо и тайно бодрствовали, думая о мужчинах, которые тайком ушли, чтобы поддержать короля. Многие семьи, как и семья Камерона, были выброшены из домов, где жили их предки. И ни одна из этих женщин не впала в уныние.

Джиллиан должна была поверить, что она вновь увидит Камерона. Благодаря ему она почувствовала себя умной, сильной, достойной любви и теперь намеревалась доказать, что он в ней не ошибся.

Какие средства у нее есть для этого? Разве что фургон да знание всех дорог и тропинок в округе, ведущих к Брайтхелмстону. А еще связанный солдат с кляпом во рту в углу ее конюшни. В качестве оружия в предстоящей схватке все это не казалось очень уж подходящим. Камерон же был уверен, что они с Джиллиан в состоянии изменить ход мировой истории.

Джиллиан покачала головой, стараясь отогнать сомнения, а затем вышла из дома и попросила Мартина запрячь лошадь: пора было ехать по дорогам на поиски короля.

Лицо и шея Оливера Кромвеля покрылись зловещими каплями пота. Он разгневанно махнул трясущейся рукой в сторону сержанта Уокера и его солдат.

Лихорадка, подумал Камерон, обратив внимание на потную, дрожащую руку тирана. У лорда-протектора в любую минуту мог начаться приступ. Доктор Боуэн прописал бы ему принимать настойку хины…

– Разве вы не видите, что этот человек не Карл Стюарт! – рычал Кромвель, поднимаясь из-за стола, как будто собирался напасть. Камерон стоял со связанными руками и ногами, не имея возможности защищаться. В такой ситуации ему скорее следовало думать о своей шее, а не о состоянии шеи лорда-протектора. – Кто вы такой, отвечайте!

Однако Камерон по-прежнему хранил молчание. Он не вымолвил ни слова, с тех пор как покинул Джиллиан.

– Этот человек сказал, что он король… – пытался оправдаться капитан Уокер.

– Нет, я этого никогда не говорил! – неожиданно воскликнул Камерон. – Вы сами так решили, возможно, потому, что у меня темные волосы и длинные ноги.

Уокер побледнел. Один из солдат, видимо, желая угодить, наклонился к нему и прошептал:

– Правда, сэр, он не называл себя королем. Это Джек сказал что-то вроде: «Сознайся, что ты Карл Стюарт», – а этот парень ответил что-то вроде: «Я ни в чем не сознаюсь…»

– Заткнись! – Уокер толкнул солдата с такой силой, что тот не удержался и, взмахнув руками, рухнул на пол.

– Нехорошо, Уокер, совсем нехорошо! – Вслед за упреком, донесшимся из задней части комнаты, послышался приближающийся стук каблуков о мрамор. Камерон узнал голос – это был лорд Харрингтон.

А еще это был крохотный лучик надежды, Харрингтон – человек короля, и если он пришел не только для того, чтобы отвести от себя подозрение…

Однако со следующим замечанием Харрингтона надежда Камерона умерла, не успев родиться.