– У меня действительно дел невпроворот, и…

– Поверьте, Пина, моя горничная, прекрасно готовит. Сегодня на обед паста алла Норма, знаете, с жареными баклажанами и копченым творогом.

– Господи Иисусе! – Монтальбано снова сел.

– А на второе – тушеное мясо.

– Господи! – повторил он.

– Почему вы так удивлены?

– Не слишком ли это тяжелая для вас пища?

– У меня желудок не как у двадцатилетней девчонки, которая целый день может прожить на половинке яблока и морковном соке. Может быть, вы разделяете мнение моего сына Джулио?

– К сожалению, я не знаком с его мнением.

– Он говорит, что в моем возрасте не следует так питаться. Считает, что это даже неприлично. Будь его воля, он кормил бы меня одними кашками. Так что, остаетесь?

– Остаюсь, – решительно ответил комиссар.

Монтальбано пересек улицу, перескочил через три ступеньки и позвонил в дверь конторы. Открыл Галло.

– Я сменил Галлуццо, – объяснил он. И добавил: – Доктор, вы из комиссариата?

– Нет, а что?

– Фацио звонил, спрашивал, не видали ли мы вас. Он вас ищет. Хочет сообщить что‑то важное.

Комиссар бросился к телефону.

– Комиссар, я вас искал, потому что тут, кажется, важная новость. Помните, вы вчера велели разослать телефонограмму, что разыскивается эта Карима? Ну вот, полчаса назад мне позвонил доктор Манкузо делла Страньери из Монтелузы. Говорит, ему совершенно случайно удалось узнать, где она живет.

– Говори.

– Она живет в Вилласете, на улице Гарибальди, семьдесят.

– Уже выхожу, и едем туда.

В дверях комиссариата его остановил хорошо одетый мужчина лет сорока:

– Вы доктор Монтальбано?

– Да, но у меня нет времени.

– Я жду уже два часа. Ваши коллеги не знали, придете вы или нет. Я Антонио Лапекора.

– Сын? Врач?

– Да.

– Мои соболезнования. Заходите. Но у нас только пять минут.

Навстречу им вышел Фацио:

– Машина готова.

– Выезжаем через пять минут. Мне надо поговорить с этим синьором.

Они вошли в кабинет, комиссар предложил врачу стул, сам сел за письменный стол.

– Я вас слушаю.

– Видите ли, комиссар, вот уже около пятнадцати лет я живу и работаю в Валледольмо. Я педиатр. В Валледольмо я и женился. Понятно, что со временем мои отношения с родителями стали менее близкими. К тому же они никогда и не были особенно доверительными. Конечно, мы вместе отмечали церковные праздники и созванивались раз в две недели. Поэтому я очень удивился, когда в начале сентября получил от папы письмо. Вот оно.

Он засунул руку в сумку, вытащил письмо и протянул его комиссару.

Дорогой Нино, я знаю, что это письмо тебя удивит. Я старался, чтобы ты ничего не узнал о переделке, в которую я попал: сейчас она угрожает обернуться для меня настоящей бедой. Но теперь я понимаю, что так не может продолжаться. Приезжай немедленно. И ничего не говори маме. Целую. Папа.

– И что вы сделали?

– Ну, понимаете, через два дня я должен был лететь в Нью‑Йорк… Меня не было месяц. Когда я вернулся, сразу позвонил папе, спросил, нужен ли еще ему, и он сказал, что нет. Потом мы виделись, но он не упоминал об этом.

– У вас есть идеи по поводу той опасной передряги, в которую попал ваш отец?

– Тогда я подумал, что он решил снова открыть свою фирму, хотя я был категорически против. Мы даже повздорили. К тому же мама мне рассказала о папиной связи с какой‑то женщиной, которая стоила ему слишком дорого…

– Постойте.