Я задумался — новости сокрушительнее и вспомнить было сложно.

— Они ничего не говорили, — сказал я, вытягивая шею, чтобы разглядеть наших сценаристов, сидевших за столиком. — Даже не упоминали об этом.

— Полагаю, не хотят никого беспокоить, — сказал он. — Тем более сегодня.

— Тем не менее… это может быть очень опасно. Я хочу сказать, они же рисковать не станут.

— Ты ведь знаешь Дороти, — пожал плечами Расти. — Их собираются связать с делом Розенбергов.

Я рассмеялся:

— Но это же просто нелепо — какая может быть связь между ними и Дороти с Ли?

Он удивленно посмотрел на меня:

— Ты что, не помнишь?

— Не помню что?

— Розенбергов. Мы же все с ними знакомы. Ты однажды с ними встречался.

Я недоуменно посмотрел на него, и лишь после его объяснений вспомнил любопытную супружескую чету, с которой пару лет назад повстречался на вечеринке у Джексонов. С тех пор они, вместе с тем, стали cause célèbre и дело их, уже закончившееся, все еще вызывало массу толков. Они попали под суд после того, как стала известна их связь с Клаусом Фуксом — физиком, которого уличили в передаче атомных секретов Советам. Было заявлено, что Розенберги — коммунистические шпионы, намеревавшиеся уничтожить ядерную систему США, способствуя усилению советской стороны. Хотя доказательств практически не было, судьи в страхе перед «красными», казалось, об этом забыли и осудили обоих за измену. Вскоре их казнили, как врагов государства.

Я не мог поверить, что совершенно безобидная пара, с которой я познакомился на той вечеринке, были ныне знаменитыми Джулиусом и Этель Розенберг; меня поразило, что я совершенно об этом забыл, хотя, честно говоря, мы с ними обменялись едва ли десятком слов.

— Но какая связь с Дороти и Ли? — спросил я. Расти нервно посмотрел по сторонам, опасаясь, что его подслушают и самого втянут в это дело.

— Они были друзьями, добрыми друзьями, — сказал он. — Джексоны не коммунисты, но они в свое время путались с разными политическими группами. Но они не «красные». Отнюдь. Разве что малость розоватые, если честно. Они увлекающиеся люди, интересуются всем понемножку, но слишком легкомысленны, чтобы заниматься чем–либо всерьез. Однако прошлое у них бурное, и если Джо Маккарти все это раскопает, им конец. А выяснить это не составит труда. У него повсюду шпионы. Будь начеку. То, что нас с тобой вызовут, — лишь вопрос времени.

Я задумался. Сможет ли мое французское подданство защитить меня от допросов Комитета. По правде сказать, так называемое бурное прошлое Джексонов — ничто по сравнению с моим; хотя я никогда особо не интересовался политикой, поскольку своими глазами видел, сколь недолговечны любые политические движения, я не мог положа руку на сердце сказать, что не имел контактов ни с какими иными государственными строями — в свое время я бывал связан со всеми. Я не боялся того, что может произойти, но меня тревожило то, что карьеры и жизни стольких людей способен погубить фанатизм одного оппортуниста.

— Ты поедешь с ними? — спросил я Расти. — В Вашингтон? Морально поддержать?

Он фыркнул:

— Ты шутишь? Тебе не кажется, что мне и здесь проблем достаточно? Не хватало еще, чтобы на меня навесили ярлык «красного».

— Но они же твои друзья, — возмутился я. — Ты же не можешь не воспользоваться шансом, чтобы выказать солидарность со своими друзьями перед Комитетом. У тебя ответственный пост. Если ты встанешь и скажешь, что они невиновны, то…

— Послушай меня, Матье, — холодно сказал Расти, положив мне руку на плечо и на сей раз обходясь без уменьшительного ко мне обращения.