— Долго ли еще ждать?

— Разгром не за горами…

Утром начинался наряд. Конвоиры уводили партии «полосатиков». Более сильные шли червоточить гору, долбить ее каменные внутренности, слабосильные ушли на уборку обезьяньего города.

В прохладное октябрьское утро Сливинского вместе с бывшим студентом Бредель назначил в наряд на обслуживание обезьянника. Они впервые попали в поселок двуногих животных и с удивлением рассматривали небольшие домики обезьян.

— Афеншталь райниген! — скомандовал конвоир-немец.

Люди выносили прелую подстилку, выгребали кучи вялых брюквенных корок. Они с жадностью накидывались и грызли обезьяньи объедки. Из корней маиса люди выдалбливали сердцевину и тут же пожирали ее. Обезьяны удивленно-снисходительно глядели на родственных. Макака фамильярно похлопала одного из пленных по плечу и показала язык.

— До чего дожили, даже обезьяна дразнится, — злобно произнес бывший студент. — Интересно, что сказал бы Дарвин, увидев этот обратный процесс! Сомнительные ученые национал-социализма пытаются, вопреки теории Дарвина, превратить человека обратно в обезьяну! Это величайший парадокс двадцатого века!!!

Мечислав Сливинский сжал губы, чтобы не разразиться потоком ругани. Царственной походкой, в светлом осеннем костюме, появилась девушка с индийским лицом. Она на мгновенье остановилась, взглянув на работающих.

«О Боже! Как она не похожа на нашу жизнь и будто слетела на крыльях волшебной музыки…»

А стадо обезьян, высунув языки, передразнивало стадо людей и швыряло в них объедками.

8. Искра под пеплом

Час испытаний наступил и для Мечислава Сливинского. Бредель остановился перед летчиком и приказал следовать за ним. В компании сорока до крайности изнуренных людей, подгоняемых палками, его пригнали на небольшую, огороженную колючей проволокой площадку, прилегающую к задней стороне коттеджа, повитого зеленым плющом.

Бредель по несколько человек приводил в приемную комнату.

Попав в нее, Мечислав Сливинский внимательно наблюдал за ходом процедуры прививок. Обладая исключительно здоровым и выносливым организмом, он никогда не болел, не считая перенесенного уже в плену тифа. Он не терпел врачей и недолюбливал все, что было связано с медициной. Даже суровая лагерная жизнь лишь слегка тронула красивое тело молодого человека. Он исхудал, но от тяжелой работы мускулы были достаточно крепки.

Мечислав неожиданно увидел девушку, так поразившую его в обезьяньем городе.

Магда Рито скользнула взглядом по его руке, потом взглянула на лицо и глаза польского летчика. Через секунду она еще раз пытливо и в упор посмотрела на его красивые глаза, ровный, тонкий нос и презрительно стиснутые губы.

«Он так не похож на этих грязных и исхудалых унтерменшей», — подумала Магда, смачивая дезинфицирующей ваткой место на руке для укола. Она уже протянула руку за шприцем, когда человек мягким, приятным голосом обратился к ней.

— Уважаемая фройляйн! Скажите, пожалуйста, что это за прививки?

— Разве вам не говорили, что это… это противотифозная прививка, — не глядя прямо в глаза, ответила, несколько смутившись, Магда.

— Мне уже трижды прививали тиф в других лагерях, кроме того, я уже переболел однажды тифом. Теперь я категорически отказываюсь от прививки.

— Вас не спрашивают о согласии. Это общее правило.

— Даже не будучи спрошенным — я категорически отказываюсь.

— Тогда вам привьют насильно!

— Я сначала перебью всю вашу кухню, затем постараюсь увеличить количество вдов и сирот в этом мире, насколько смогу, а затем покончу с собой.