– Ну что, так и будете пялиться? – криво усмехнулся он.

Столпившийся у двери народ никак не прореагировал на это восклицание. Тогда Китаец расслабил узел на своей импровизированной одежде, и на глазах смущенной и возмущенной таким цинизмом публики тюль упал к его ногам. Он нашел на стуле трусы и быстро надел их.

– То, значит, палят посреди ночи, то варьете устраивают! – негодовала тучная тетка в папильотках, рассматривая его худощавое мускулистое тело без единой капли жира.

Она делала вид, что вынуждена смотреть на невинный стриптиз, к которому Китайца принудили бдительные и расторопные соседи.

– Ладно уж, дайте парню одеться! – вмешалась бабулька в спортивном костюме.

– А вдруг сбежит, через окно, например, – ни к кому конкретно не обращаясь, неодобрительно покачал головой мужик в майке, которого дама с мощной грудью называла Колей.

– Если бы я хотел убежать, – усмехнулся Китаец, – я бы не встречал здесь вас в неглиже.

– А ну-ка, – разгневанный не то фразой Китайца, не то тем пренебрежительным высокомерием, с которым тот отваживался выглядеть этаким гиперборейцем, а может, движимый тайной завистью – ведь внимание женщин было приковано к другому мужчине, – Коля решительно двинулся к Китайцу и дернул на себя стул с одеждой последнего. Китаец остался в одних трусах.

– Милиция приедет, вот тогда разберемся, – угрожающе пророкотал Колин бас, – а пока… – он кивнул на свободный стул, -…садись и не балуй! Ты в Светку стрелял? – перешел он к дознанию.

Китаец скосил глаза на лежащий под кроватью пистолет. Нет, не станет он им размахивать перед носом этого бешеного обывателя. Свидетелей тьма – незачем так рисковать. Угрожать с оружием в руках – это совсем не то, что грозить на словах. Демонстрируя великолепную выдержку, Китаец мягко опустился на стул.

– Вот так, – довольный своим вмешательством и тем, как покорно внял его приказу Китаец, сказал толстяк. – Ты? – кивнул он на мертвое тело. – Не поделили чего или как? – мужик деловито качнул головой.

Китаец зевнул и, игнорируя вопрос дяди Коли, погрузился в раздумья. Он умел достигать такой степени отрешенности, что окружающее переставало существовать для него. Лица подергивались клубящейся пеленой, голоса превращались в смутное эхо. А потом совсем пропадали, словно его отсекала от мира стеклянная звуконепроницаемая стена.

Накануне он гадал по «И-Цзин», и ему выпала гексаграмма «Пи»: Небо вверху. Земля внизу. Несчастье. Он помнил наизусть то, что стояло в окне гексаграммы: «Разбитое зеркало означает что-то, чего нельзя восстановить».

Перед его внутренним взором всплыло то, как он опустил глаза ниже и прочел Гуа Цы – толкование гексаграммы: «Несчастье. Успех злых людей. Хорошему человеку нет помощи, чтобы справиться с делами».

В гексаграмме переходным было пятое яо, это трактовалось так: «Застой кончается. Для великого человека удача». Китаец не поленился заглянуть в комментарий Чжань: «Человек, потерпевший в чем-то неудачу, может начать все сначала».

Он редко использовал «Книгу перемен». Не потому, что относился к прорицанию несерьезно, а потому, что зачастую не хотел знать будущего. Китаец еще мальчиком убедился в силе «И-Цзин». Как-то раз он погадал на завтрашний день: какая будет погода? Отец сидел с ним на подушечке. Это был его последний приезд перед смертью матери, после которой Алексей Борисович Танин увез сына в Россию.

В маленькой хижине недалеко от Няньнина, в которой Китаец жил с матерью, был уголок для гадания. На стене висели изображения Фу Си и Конфуция. Отец наблюдал за ним. Он гадал на монетах.