Звучным, повелительным тоном я произнес:

— Я желаю видеть Синана. Я желаю говорить с Рашидом ад-дин Синаном.

Голос снизу приказал:

— А ну отойди от окна! Тихо!

Я заговорил снова, несколько громче:

— Ты осмеливаешься отказывать мне в праве видеть Рашида ад-дин Синана?

Глава 53

Я говорил ясным, твердым голосом, и вызов мой громко прозвучал во дворе, отражаясь эхом от стен. Ни один из стражников не осмелился протестовать, ибо, если Синан обнаружит, что его намеренно держат в неведении, то покатятся головы…

Рассуждения мои были просты.

Махмуд — человек, которого эти стражники, судя по всему, боятся, а у людей, которых боятся, всегда есть враги.

Он недавно появился в Аламуте, и, без сомнения, имеются здесь такие, кого приводит в негодование и его возвышение, и его наглость. Насколько я знаю Махмуда, он властен, высокомерен и часто бывает несносен.

И, наконец, власть таких как Синан держится на шпионах, и, если он сам не услышит моих криков, то кто-то непременно доложит ему о происшествии.

Чтобы разузнать, что творится вокруг меня, где находится отец, и найти какой-то способ бегства, мне нужно время.

Теперь я смогу влиять на события, смогу заставить Махмуда оправдываться перед Синаном, заставлю его совершать поступки, которых он не задумал заранее.

Если удается заставить врага действовать в спешке, то можно подтолкнуть его к ошибкам и неосторожным поступкам. Старая политика: никогда не оставляй врага в покое, заставь его постоянно действовать.

Контрмеры как в войне, так и в дипломатии никогда не бывают столь же хороши, как прямые меры. Нападение, постоянное нападение — вот в чем должна заключаться политика всех людей, всех народов при встрече с врагом. Нападать то здесь, то там, то где-нибудь еще; заставить врага постоянно обороняться и держать его в напряжении из-за невозможности определить, откуда может обрушиться следующий удар.

Весть о моем присутствии дойдет до Синана, и поистине Махмуду нужно быть великим хитрецом, чтобы его объяснения удовлетворили Старца Горы.

Синан, управляющий толпой фанатичных приверженцев, должен постоянно знать обо всем происходящем. Он должен быть искусным музыкантом, готовым играть на всех струнах душ человеческих.

Махмуд что-то замыслил и осуществил без него, и я не верил, что Синан посмотрит на это сквозь пальцы. Махмуд сумел искусно пробиться к значительному положению, но его собственные хитрые уловки наверняка рано или поздно его подведут. И я должен позаботиться, чтобы это случилось не когда-то позже, а сейчас.

Ветер легко уносит сухие осенние листья, но ещё легче разрушает судьба человеческую удачу. Мою удачу — или его?

А потом я сделал то, что должны делать все люди… я заснул.

Рассвет бросил лимонно-желтый отсвет на стену моей комнаты, я поспешно кинулся к окну и взглянул во двор. Там ещё лежали глубокие тени, так что я помылся, тщательно оделся и перемотал тюрбан.

Из седельных сумок я достал вещества, которые собрал для меня Хатиб — древесный уголь, серу и белые кристаллы со стен конюшни. Я смешал это все в правильной пропорции и поместил в белый мешочек, который спрятал в седельную сумку. Получилась полная сумка готовой смеси.

Из собранных трав я приготовил несколько препаратов, растерев сухие листья в порошок и завернув их в клочки бумаги; эти пакетики я спрятал в складках своего тюрбана.

Может быть, это мой последний день на земле.

Надо смотреть правде в глаза. Если я убегу отсюда и спасу отца, то это будет по меньшей мере чудо. В таком месте оружие может помочь, но не может принести победы.

Как это я сказал в тот вечер в Константинополе?

«Мой разум — мой меч».

Так и должно быть.

В коридоре послышался шум поспешных шагов, и дверь рывком распахнулась.