Им нельзя сидеть голышом, охватывая друг друга, ребенок мешает. Ребенок входит в раж. У него нет никаких тайн от родителей, он все выплескивает наружу вместе с молоком сквозь еще оставшиеся молочные зубы. Ребенок очень тесно связан с родителями своей архитектурой. Собственно, сын мешает не только тогда, когда ему ставят капельницу скрипки. Он мешает постоянно. Такое излишество (дети) порождает необдуманные связи, которые приводят в дом своих собственных нарушителей спокойствия, чтобы они ярко и глупо светили своей безудержной болтовней, словно электрические лампочки. Вместо того чтобы играть друг с другом во всевозможных укромных местах их дома. Отец, в конце концов, желает стянуть со своей жены тканевое покрытие и большими прыжками сбежать вниз по ее холму, но не тут то было – ребенок, словно праздничный день, переполняет комнату, звуки его горна разносятся по всему дому, в котором все призывает к любви, и прежде всего – отчетливая конструкция отца, созданная для любви, как большой диван в гостиной. Как пышно расцветают половые органы этих коммивояжеров вдоль дорог, как расцветают хорошо защищенные растеньица, пожалуйста, не надо их рвать, они отправятся путешествовать сами! Скройся в лесу, но не попадайся им под ноги, посреди пышной зелени они бывают жутко ядовитыми!

На кухне отец бросает несколько таблеток в стакан сока, предназначенного для сына, чтобы наконец то заставить умолкнуть этого вечного дневального. Сыну его собственный сочок еще не слишком пригождается, а вот его отец, ого го го, когда наступит тишина и покой, выскочит из своего одеяния и воткнется в мамочку, с топотом одолев давно утоптанную дорогу. Бог отправляет на все четыре стороны своих горных и долинных путников, пока они не опустошат друг друга, чтобы потом отправиться дальше вместе с детьми в путешествие по групповому тарифу. Когда они появляются, они поют и напяливают на себя силиконовую презумпцию, когда покидают соответствующий орган – оставляют после себя кучу мусора. Таковы предписания по поводу мест отдыха в нашей жизни, и не связанный ничем пейзаж раскинулся в долине. Лестница, которая ведет нас с гор вниз, пригодится отцу, чтобы спуститься и, не мешкая, отправиться освежиться на материнский молочный двор, где он сможет выпить все готовенькое. Индивидуального пошива по мерке не существует и для директора. Эти сосцы хорошо укрыты временем, но они прекрасно скрашивают его будни. В конце концов, ребенок склонится ко сну, после того как делает вид, что еще чуток поиграл на скрипке. С этой фигурой покончено! Мы ложимся спать. Споем колыбельную для матери, которая, однако, уже не способна внятно различить черты сыновнего лица! Ребенок смеется, кричит и слегка отбивается, пока, наконец, последняя таблетка не растворилась у него в крови. Да, этот сын тараторит без умолка, словно он весь вечер намерен купаться в себе, в свете рампы, в белилах своего богатства. Большие и сильные не рискуют обнаружить перед ним свои делишки. В их домах стоят клетки, вплотную друг к другу, где питаются и люди. Мать старается избежать всяких сношений с отцовским членом, избежать опустошения, которое он производит в ней своими трудами, прибегая к средствам святого брачного союза. Да, она хочет здесь жить, но не хочет принимать визитера.