— Уедем, Жорж! Покинем эту проклятую страну. Можно подумать, нас специально преследуют, по пятам за нами гонятся!..
— Бамбоша больше нечего бояться, дорогая. Он теперь надежно изолирован и совершенно безопасен.
— Все равно! Все равно мне страшно…
— Но я ведь пообещал Леону спасти его… Сам-то он ничего сделать не может!
В это время со стороны залива раздался громкий орудийный залп, за ним — второй.
— Кроме того, уже поздно — это палит корабельная пушка, пакетбот отчалил, — добавил Бобино.
— О Господи милостивый, что же с нами будет?!
— Разве я не для того рядом, чтобы любить и защищать тебя?
— Знаешь, каторжники внушают мне панический ужас… Этот Бамбош — он такой свирепый, такой хитрый… Ладно, хочешь я тебе что-то скажу?.. Только не записывай меня в сумасшедшие…
— Говори, детка. — Молодой человек очень расстроился оттого, что жена пришла в такое нервное возбуждение.
— Так вот, вчера на балу у губернатора тот тип, увешанный всякой мишурой, так похожий на господина де Шамбое… Это был Бамбош!
— Да это чистейшее безумие!
— Нет! Нет! Я вовсе не безумна! Я в здравом уме и твердой памяти. И страх мой — отнюдь не беспочвенный. Это был Бамбош!
— Ну подумай сама — каторжник не может выйти за стены тюрьмы! Каждая секунда его жизни на протяжении всего срока заключения проходит под недреманным и бдительным взглядом охранника, с него глаз не спускают.
— Нет, повторяю тебе еще раз: это был палач Жермены и убийца Марии. Это был Бамбош!
ГЛАВА 8
По дороге, ведущей от Сен-Лоран-дю-Марони до вершины Макурии, что как раз напротив Кайенны, под палящим солнцем, превращающим землю в пыль, обжигающим дыхание диким животным и убивающим человека, брели двое — мужчина и женщина.
Оба они были молоды, но несли такую тяжелую кладь, что впору упасть от усталости. Однако продолжали во что бы то ни стало неуклонно двигаться вперед.
А дорога мало того, что нелегкая, была еще и длинной… Шутка сказать — пройти двести километров, то есть пятьдесят лье, и это по Гвиане!
Женщина была совсем юной, лет пятнадцати, мулатка необыкновенной красоты: копна вьющихся волос цвета воронова крыла, огромные глаза газели, ослепительно белые зубы и чуть смуглый, почти белый цвет лица.
На голове она несла «пагару» — корзину, так искусно сплетенную из волокон арумы, что она не пропускала воду.
Такие корзины имеются здесь у всех — в них кладут добычу, домашний скарб, запас продовольствия.
Корзина у девушки казалась тяжелой, но мулатка была истинной дочерью своего народа — местные женщины выносливы и если уж падают, то только мертвыми.
С огромной нежностью, смешанной с состраданием, она смотрела на своего спутника, приволакивавшего ногу и буквально истекавшего потом.
Это был европеец, стройный, с правильными чертами лица, но бледность и впалые щеки указывали на то, что он отдал положенную дань адскому экваториальному климату.
На спине мужчина нес два свернутых в трубку брезентовых гамака, привязанных за почерневшие лямки, в правой руке держал саблю, в левой — ствол пальмы ко́му, тонкий, но прочный, на который опирался, как на посох.
Женщина была одета кокетливо и опрятно. Оранжевый шелковый мадрас гармонировал со смуглым цветом лица. На бронзовой шее вилось двадцать пять рядов бус. Цветная рубашка вздымалась на круглой и крепкой, как у античных статуй, груди. И наконец, бело-голубая камиса в косую полоску и что-то наподобие юбочки, откровенно подчеркивали совершенную пластику ее точеных бедер. |