Его самопожертвование было столь внезапным, а поведение — таким почтительным и сдержанным, что это поразило Мими.
Она возвращалась в мыслях к молодому человеку, которому скромность не позволяла искать с ней повторной встречи.
Девушка говорила себе:
«Ах, как бы я его любила, если бы… Если бы жизнь моя не была столь печальна, а будущее — столь безнадежно…»
Бедняжка Мими!
О да, само собой разумеется, она уйдет вместе с матушкой… Но ей будет от всего сердца жаль расставаться со своим спасителем!.. Она не решалась тешить себя мыслью, что он будет помнить ее…
Но, однако, к чему об этом думать?
Разве несколько редких счастливых мгновений окупают нищету и горе, которые длятся постоянно… постоянно…
ГЛАВА 11
И все же, уже приготовившись разом со всем покончить, калека спросила себя: «А все ли возможное я сделала для того, чтобы как-нибудь выпутаться из ужасного положения?»
После длительных колебаний она мысленно ответила: да, все.
Но на самом деле — далеко не все.
Осталась еще одна крайняя, почти безнадежная мера, но хватит ли у нее горького мужества к ней прибегнуть?
Решится ли она признаться, что никакая она не вдова, что Казен — ее девичья фамилия, а дочь рождена без отца в юридическом значении этого слова?..
Мими ни о чем не догадывалась.
Придется ли ей краснеть перед дочерью, посвящая в печальную историю о том, как один из финансовых воротил, барон, обманул ее доверие?
Она искала окольный путь и решила, что ей удастся и сохранить в глазах дочери свое доброе имя, и выйти из затруднительного положения, хотя гордость ее страдала.
Она попросила Мими:
— Выдвинь из секретера левый ящичек и подай его мне, дорогая.
— Вот он, мамочка. — Дочь догадалась, что сейчас произойдет нечто важное.
Больная разыскала в ворохе бумаг небольшой запечатанный пакет, затем, превозмогая себя, вскрыла его. Мими из деликатности отошла в другой угол комнаты и в волнении ожидала, какое решение примет ее мать.
В пакете оказались пожелтевшие письма и выцветшая фотография, на обороте которой были написаны следующие слова:
«Сюзанне — навек, в память о нашей любви. — Люсьен».
Это было восемнадцать лет назад.
Горькая улыбка тронула бледные губы калеки, и она прошептала:
— Презренный негодяй!
Женщина с трудом нацарапала на листке бумаги несколько строк, вложила записку и фотографию в чистый конверт, запечатала его и надписала адрес:
Она еще долго не решалась вручить свое послание дочери.
Наконец, отбросив колебания, подумала: «Э-э, помереть мы всегда успеем!»
И прибавила вслух:
— Отнеси письмо по этому адресу, родная. Попросишь господина… Ларами… лично. Если его не будет, вернешься с письмом домой.
— И ты думаешь, он меня примет? — удивилась девушка, как и все, понаслышке знавшая этого скандально известного толстосума.
— Примет, я уверена. Поцелуй меня и ступай поскорее. Сядь в омнибус, не то ты устанешь.
Девушка ушла и без приключений добралась до пышного особняка Ларами.
Важный швейцар указал ей приемную и игриво подмигнул, увидев, как она хороша собой.
Конторский служащий проводил ее по коридору в холл, где ожидали посетители.
Мими, чувствуя себя не в своей тарелке, совсем оробела, завидя целую толпу снующих туда-сюда людей, роскошь, богатую мебель и драпировки. Ей захотелось сбежать.
Но она подумала о матери, о том, что этот господин Ларами богач и, возможно, занимается благотворительностью.
В числе ожидавших были инженеры, депутаты, генералы, светские дамы, наконец, люди, одетые как зажиточные рабочие. |