К тому же на улице Роше жила преимущественно буржуазия и обслуживающий ее персонал — повара с поварихами, кучера с семьями. Выходцы из народа, они кормились щедротами господ и сочли бы забавной такую картинку — богатый молодчик гонится по пятам за их сестрой простолюдинкой.

В рабочем квартале любой прохожий остановил бы Гонтрана и хорошенько намял бы ему бока. В этом же претендующем на роскошь районе девушка не могла рассчитывать ни на чью поддержку.

Гонтран, прекрасно это понимая, чувствовал, что находится на благоприятной почве, и пытался извлечь из этого обстоятельства максимум выгоды.

В начале он был настойчив, теперь же стал неприкрыто груб.

Мими совсем запыхалась, каждый шаг давался ей с трудом.

Полубольная и ослабевшая, она ощущала, как силы оставляют ее.

Обернувшись к своему преследователю, подняв на него полные слез глаза, она заговорила умоляющим голосом:

— Месье! — Ее тяжкие вздохи сменились рыданиями, слезы брызнули из глаз. — Месье, заклинаю вас, оставьте меня… Вы же сами видите, что это невозможно… Сжальтесь, месье…

Негодяй решил, что она готова сдаться.

«Надо продолжать травлю, — смекнул он, — и через пять минут — она моя!»

Они вышли на большую площадь, образованную пересечением авеню Виллье, бульвара Курсель и примыкающих улиц. На перекрестке было почти совсем безлюдно. Гонтран решил применить силовой прием.

Внезапно, смеясь, он протянул к Мими руки:

— Я не отпущу вас, если вы меня не поцелуете. — И попытался заключить ее в объятия.

Девушка отшатнулась со сдавленным криком.

— Большое дело, — приговаривал юный циник, — расквасили же вы рожу папаше, теперь и из моей морды можете сделать фрикасе…

В отчаянии Мими стала звать на помощь.

Не видя никого поблизости, мерзавец веселился вовсю.

Но в тот миг, когда он приблизил свою обезьянью морду к точеному личику девушки, его ухо пронзила резкая, нестерпимая боль. Чья-то могучая рука мяла, закручивала и тянула, силясь оторвать, его ушную раковину.

Гонтран завизжал и попытался вырваться, но не тут-то было.

Ухо затрещало, голова раскалывалась, и, чувствуя уходящую из-под ног землю, он попытался лягаться. Еще пол-оборота — мочка оторвалась, из разорванных тканей хлынула кровь. Потеряв равновесие, злополучный гаер рухнул. Теперь, когда он больше не заслонял своего обидчика, Мими наконец разглядела того, кто так своевременно пришел к ней на выручку.

Не в силах сдержать радостный возглас, она узнала человека, три дня тому назад спасшего ей жизнь.

— Это вы, месье?! Да благословен будет случай, вторично поставивший вас на моем пути!

Их встреча действительно была случайной — Леон Ришар работал над интерьером одного из особняков, расположенного на пересечении улиц Константинопольской, генерала Фуа и бульвара.

Расписывая в цокольном этаже большую гостиную и увидев через огромную витрину, как к Мими пристает какой-то мужчина, Леон выскочил на бульвар и, не долго думая, схватил наглеца за ухо.

В ответ на слова Мими он разразился своим милым детским смехом:

— Но, мадемуазель, я здесь именно затем, чтобы оказывать помощь… Готов к услугам и раз, и еще много-много раз.

Малыш-Прядильщик пытался встать на ноги, щека его была в крови, на губах выступила пена.

Когда он увидел перед собой мужчину перепачканного красками, в нем взыграло обычное фанфаронство.

— Ты, дубина стоеросовая! — завопил он. — Да будь ты одного со мной круга, то завтра же стоял бы передо мной со шпагой в руках или под дулом моего пистолета!

Художник пожал плечами и, смеясь, ответил:

— Ну уж нет, для этого вы слишком трусливы.