Костлявый был одним из таких подонков. И тем более опасным, что, имея свежее розовое личико, очень ловко носил женскую одежду. Переодетый в платье молоденькой парижской работницы, он пробирался в мастерские, частные дома и с самым невинным видом собирал сведения, необходимые банде, чтобы совершить грабеж. Множество раз он увлекал за собой людей, у которых подозревал наличие туго набитого кошелька. Только их и видели!
Юному уголовнику вменили в обязанность шпионить за Мими, разузнать, как живут девушка с матерью, каковы их взаимоотношения с Леоном Ришаром.
Художник, любивший Мими час от часу сильнее, с нетерпением ожидал того дня, когда любимая целиком будет принадлежать ему. Все свободное от работы время он посвящал двум женщинам.
Леон сразу же догадался о глубокой нужде, скрываемой ими с таким тактом, и стал размышлять, как помочь, не оскорбив их чувств. Надо было, чтобы вспомоществование не воспринималось как подаяние, дабы не нанести гордым душам незаживающей раны.
И способ был найден.
Молодой человек пожаловался, что столуется в харчевне и был бы счастлив иметь домашний очаг; пусть в его квартирке кухня будет размером с носовой платок, но «маленькая женушка» станет стряпать ему всякие вкусности.
— Вы хорошо готовите, Мими? — спросил он. — Я — большой гурман.
Гурман! Он, покупавший на обед полфунта хлеба и сардельки за два су, чтобы сэкономить деньги для покупки книг, брошюр, газет…
Мими поверила и ласково ответила:
— Да, Леон, я довольно неплохо готовлю и буду стряпать вам некоторые вкусные, но недорогие блюда.
— Какое счастье! Это замечательно, мы станем закатывать такие пиры! И матушке вашей кое-что перепадет!
Мамаша Казен растроганно смотрела на него и думала: «Именно о таком муже для Мими я и мечтала! Моя малышка будет счастлива!»
— Почему вы молчите, мадам?
— Ну конечно, милый мой мальчик, это будет чудесно, я и слов не нахожу.
— А что, если нам сразу же и попробовать? Давайте начнем без промедления. Вы не возражаете, Мими?
У девушки была еще одна монетка в сорок су. Эта сумма внушала ей уверенность в себе и, приготовившись показать чудеса кулинарного искусства, она горделиво заявила:
— Прекрасная мысль! Вот я сейчас схожу за продуктами, и вы увидите!
— Тогда позвольте мне дать вам на что их покупать.
— О нет, деньги у меня есть.
— Я в этом не сомневаюсь. Но я — мужчина, значит, плачу. Вы что, считаете меня живоглотом, способным сожрать сбережения моей маленькой женушки?
— Но вы — гость…
— Нет! Я начал у вас столоваться. Если только вы мне это разрешаете.
— От всего сердца разрешаю, друг мой!
— А вы, матушка Казен, согласны, чтобы я у вас питался?
— Милый мальчик, как я рада!
— Значит, я внесу вперед плату за неделю.
— Нет, — упорствовала Мими.
— Почему? Так меня приучил трактирщик. Если я вносил вперед недельную плату, он делал мне скидку в пять су на каждом обеде. Дайте и вы мне такие же льготы, как и мой отравитель.
— В таком случае я согласна. — Болезненная щепетильность Мими была удовлетворена.
Леон вручил ей восемнадцать франков и, смеясь, вычел скидку себе на табачок.
Их ужин был типичным трогательным ужином влюбленных, когда бифштекс то недожарен, то почти сгорел, в салате слишком много уксуса, все блюда невкусны, а кажутся восхитительными.
Они бросали друг на друга пылкие взгляды, тайком держались за руки, рассказывали какие-то безумные истории, смеялись как дети и привели бедную калеку в такое радостное возбуждение, что она больше не чувствовала боли. |