Изменить размер шрифта - +

— И совершенно ясно, почему Феликс Дзержинский остаётся в моем представлении одним из самых светлых, самых человечных образов, какие рождены революцией… — проговорил Грачик, заражаясь настроением Кручинина. — Какой благородный облик, правда?… Какой чудесный пример для нас!.. И какой благородный путь указан им… Вот подлинный «рыцарь революции»!

Кручинин положил руку на плечо собеседника.

— Но в увлечении не совершай ошибки, приведшей кое-кого к большим трудностям и разочарованиям: идти по пути, указанному этим человеком, не легко.

— Ах, Нил Платонович, джан. Зачем так дурно обо мне думаете! Разве я могу считать, что хорош путь без препятствий. Важно, чтобы дорога не была извилистой. А если она пряма… Пожалуйста, не страшны тогда барьеры!

Вернёмся, однако, от экскурса в прошлое отношений Кручинина и Грачика к событиям, происходившим в ту новогоднюю ночь.

 

 

СЛЕД ГОРНОГО БОТИНКА

 

Грачик не без труда догнал Кручинина, успевшего уйти довольно далеко по переулку, как вдруг тот резко остановился и, тихо засмеявшись, сказал:

— Ну, ну, я же знаю: ты сгораешь от любопытства, как провинциальная девица. Спрашивай! Грачик понял, что начинается обычная игр в вопросы и ответы.

— Тогда… — сказал он, быстро обдумывая первый вопрос, — зачем вы вдруг на мест, происшествия стали страдать зевотой? Обратите внимание, пожалуйста: не спрашиваю «почему?», — говорю «зачем?». Раньше этого с вами не бывало.

— Тебя прежде всего интересует моё здоровье? Это очень мило, по-дружески… Ответ: потому, что мне необходимо было знать, куда выходит второе окно кабинета.

— И что же?

— Мы идём или во всяком случае стараемся идти туда, куда оно, по-моему, глядит.

— А почему было не спросить об этом прямо?… По-моему, там были только свои.

— Вот этот-то вопрос меня и интересует больше всего: не было ли в комнате кого-нибудь, кого ты не назвал бы своим?

— По-моему, — с усмешкой сказал Грачик, — тот единственный, кто не был бы «своим», был мёртв.

— Мёртв?… — Кручинин слегка присвистнул: — Если бы я был уверен в том, что он мёртв.

Тут Грачик сам едва не свистнул от удивления, но только протянул:

— Так… А что общего между этим ограблением и планом минирования станции? — спросил он. — Мне показалось, что вы…

— Да, именно это я и хотел сказать: секретарь достал из сейфа план расположения мин в здании централи и объяснение устройства, которым можно произвести взрыв.

— Почему вы так думаете?

— Потому, что владелец шкафа — будь то убитый секретарь или пока ещё живой патрон — человек большой пунктуальности. Все, что хранилось в сейфе, перечислено в табличке, прикреплённой к внутренней стороне дверцы. В этом списке план минирования стоит в ряду, соответствующем номерам больших голубых конвертов. Бумаги или ценности хранятся на других полках и имеют другую нумерацию. Любому из нас было бы достаточно полминуты, чтобы убедиться: именно этого конверта нет на месте.

— Позвольте, пожалуйста! Ведь отперт ещё один маленький ящик внутри сейфа? — возразил Грачик.

— В нем, при всём желании, нельзя было поместить план, нанесённый, несомненно, на большом листе бумаги или кальки.

— Голубого конверта не было и на трупе!

— Не было.

— Значит, его и унёс грабитель? Так полагаете?

— Если он вообще что-нибудь уносил из здания станции.

Быстрый переход