В план их путешествия входила поездка на острова — рыболовецкое Эльдорадо страны. Там они могли получить ключ к таинственному исчезновению одного интересующего советские власти гитлеровского преступника, в свою очередь державшего в руках ключ к тайнику, где гитлеровская разведка спрятала свои архивы и описание своей агентурной сети, законсервированной по всей Северной Европе. Уехать из страны этот субъект, наверно, еще не мог. Но исчезновение его было столь бесследно, что поставило в тупик местный розыскной аппарат, который желал, но не мог помочь советскому командованию.
Шкипер Эдвард Хеккерт, широкоплечий, коренастый весельчак, со светло-серыми, словно выцветшими глазами, добродушно глядел из-под широкого облупленного козырька потрепанной фуражки. Вокруг его глаз, на щеках, у рта собралась сеть морщин, делавших лицо таким, будто с него не сходила улыбка. Глядя на Хеккерта, трудно было поверить, что ему уже за шестьдесят. Бодрость и жизненная сила исходили от всей его фигуры.
На Грачика Хеккерт сразу произвел хорошее впечатление. По глазам Кручинина можно было заметить, что и ему шкипер пришелся по душе. Через несколько минут Кручинин, забыв про постель, о которой только что мечтал, запросто, словно был знаком со шкипером тысячу лет, повлек его в угол гостиной.
Несколько странная смесь немецкого и английского языков, на которой объяснялись с гостями хозяева, нисколько не мешала оживленному разговору.
Дружеская беседа была в самом разгаре, когда в дверь гостиной снова постучали. На этот раз стук был отрывистый и какой-то особенно четкий, аккуратный.
— Это братец Видкун! — весело крикнул шкипер. — Этак стучит он один.
По лицам хозяев можно было заключить, что и этот гость был желанным. Хозяин еще возился с замком, а хозяйка уже поспешила поставить на стол еще одну рюмку.
На этот раз вновь прибывших оказалось трое. Один из них — Видкун Хеккерт, старший брат шкипера, — был кассиром местного ломбарда, другой — местным пастором. И, наконец, третьей была дочь кассира Рагна Хеккерт. Это была коренастая девушка, такая же ширококостая, как ее отец; курносая, большеротая, с румянцем, покрывавшим не только щеки, но и скулы и лоб. От светлой голубизны ее глаз этот румянец казался еще ярче. А глаза Рагны хмуро глядели из-под светлых, словно выгоревших бровей, сердито сдвинутых к переносице. Клетчатый платок на голове Рагны был завязан большим узлом под крепким подбородком и не закрывал лежавшего на шее тяжелого узла косы. Эта коса тоже была светлая, будто выгоревшая, как и брови.
По милости живописцев большинство представляет себе уроженок этих мест рослыми красавицами с правильными чертами лица и со стройным телом мужественных спутниц викингов. Но в Рагне нельзя было отыскать этих традиционных черт академического портрета. Видно, с тех пор как был засыпан песком последний челн морских разбойников, тяжелый труд рыбаков и борьба со скалами, скупо родящими жалкие злаки, поглотили все, что было картинного во внешности прародительниц Рагны. И тем не менее ни на минуту нельзя было усомниться в том, что она типичная скандинавка. Даже ее, явно противоречащий установившейся традиции, вздернутый нос как бы заявлял, что именно таким он и должен быть написан, если художник хочет дат правдивый портрет женщины этой страны.
Пока хозяин гостиницы знакомил вновь прибывших с русскими гостями, Грачик нет-нет да и поглядывал на Рагну. Ее сосредоточенность, почти хмурость, не могла остаться не замеченной им.
Отец Рагны, кассир Видкун Хеккерт, был очень похож на своего брата-шкипера, но в глазах его отсутствовало веселье Эдварда, они глядели строго, даже сурово. Встретившись с ними, Грачик сразу понял, что секрет молодости шкипера — его глаза. А вот в возрасте Видкуна уже нельзя было ошибиться. При небольшой разнице в годах Видкун по сравнению с младшим братом выглядел стариком. |