И тут вдруг одна из легковых автомашин, пежо, кажется, проехав мимо меня метров с двести, притормозила, а потом дала задний ход. Я остановился, ожидая очередных неприятностей. Дверца пежо открылась и оттуда высунулась голова Якова.

— Ну и ну! — только и сказал он. — Где это вас угораздило так назюзюкаться, Александр Анатольевич?

— Телом бренным упал с горы Елеонской, — сумрачно отозвался я, постукивая посохом. — Душа же воспарила и радуется.

— С вами все в порядке? — озадаченно спросил он. — Залезайте скорее в салон. Заодно и коньячком погреетесь. Вам не повредит, даже потребно.

— Откель транспорт-то, чадо?

— У друзей напрокат взял, отче. Или падре? Я немного путаюсь в конфессиях.

Немного поразмыслив, я все же залез в пежо. Там, на заднем сиденье, увидел Машу. Но почему-то не слишком удивился этому.

— Вот потому-то мы и ездили в Сергиев Посад, в лавру, с целью просветительства, — сказала она.

— Я специально напросился, — добавил Яков, протягивая мне фляжку. — А Маша любезно согласилась на роль экскурсовода.

Глотнув коньяка, я заметно потеплел и подобрел. О происшедшем со мной больше не хотелось думать. Ни об академиках, ни о кураторах. Тамбовские и Кемеровские могут пока отдыхать. Я блаженно закрыл глаза и откинулся на спинку сиденья, продолжая прикладываться к фляжке. Автомобиль мягко катил к столице. Некоторое время в салоне хранилось молчание.

— А с тобой что снова приключилось? — нарушила его Маша.

— Забрел не туда. Дикие лисы покусали, — ответил я уклончиво.

— Хорошо, что не гуси, — засмеялся Яков. — По радио передавали, что в Подмосковье домашняя птица стала набрасываться на своих хозяев. Куры, утки, а кое у кого и павлины со страусами совсем оборзели, заклевывает чуть ли не до смерти, причем метят в глаз. В Шатурах две женщины находятся в реанимации. Сбесились даже попугаи в клетках. Тараторят без умолку, несут всякую ерунду. И некоторые, между прочим, на древних языках — на арамейском, санскрите, латине, не исключено, что и на шумерском — еще не успели определить. А кенары перестали петь. Напротив, молчат, как воды в рот набрали.

— Это, наверное, была юмористическая передача, — сказал я. — В мире Жванецкого.

— Нет, Радио России.

— Гадио России, — поправила Маша. — У них там у всех с буквой р не очень как-то. Но мы и сами видели, как индюшки бежали по шоссе и бросались под машины.

— Кончали свою индюшачью жизнь самоубийством, — добавил Яков, подмигнув мне в водительское зеркальце. — Показывали пример своим старшим братьям. Или меньшим? Ведь живность Господь также сотворил раньше людей, не так ли?

Все-то он знает. И будто мои недавние мысли подслушивал. Прямо не человек, а посланец какой-то. Из каких сфер?

— Ну а как вам в лавре? — спросил я.

— Да так… — коротко отозвался он, словно процедил сквозь зубы. И свернул тему: — Вас куда доставить? Мне-то еще надо по Москве покататься, дела всякие.

— К метро.

Через некоторое время мы остановились возле станции ВДНХ. Маша вышла вместе со мной. Попрощалась она с Яковом холодно. Когда пежо отъехало, я произнес:

— Не пойму, когда ты успела с ним договориться насчет экскурсии?

— Еще вчера вечером, — ответила она. — А что?

— Нет, ничего.