Ублюдки, — вновь подумал посол с ненавистью. — Не знают еще, что всем им уже конец. Все они — мертвы.

…В толпе шли два человека, но они не кричали и вовсе не радовались, а обменивались короткими замечаниями.

— Будто хануку пляшут, — сказал один из них. — Эти, которые теперь придут, еще похлеще большевичков будут. Пропала Россия.

— Зубы обломают, — ответил Алексей Новоторжский…

Глава четырнадцатая

1

Мы проехали километров с десять, прежде чем нашли подходящее укромное место возле трассы, где нам никто не смог бы помешать. Все это время, во всех продуктовых магазинах в населенных пунктах и вдоль Ярославского шоссе мы наблюдали огромные очереди, казалось, они просто слились в одну длинную гигантскую кишку, разбухшую от мешков и сумок. Из лавок тащили все: консервы, спиртное, хлеб, питьевую воду, муку и карамель. Наверное, точно такая же картина ожидала нас и в Москве. При таком темпе уже к вечеру все прилавки и полки должны были опустеть полностью, не нашлось бы даже крошек для тараканов. Ясно, что на столицу надвигался продовольственный коллапс. Был ли он создан намеренно или нет — неизвестно. Да и так ли это было сейчас важно? Стихия на то и стихия, что, даже вызванная искусственно, по чьей-то хитрой глупости, рано или поздно становится неуправляемой. Попробуйте оседлать смерч, вырвавшийся из тайных лабораторий, из человеческого сознания или из недр земли? И от вас останется лишь мокрое место.

Но нас в эти минуты интересовало совсем иное.

Шкатулка лежала на капоте жигулей, и мы с некоторым опасением смотрели на нее. Какая тайна заключена в ней? Размером она была как толстая книга, а открыть ее с первого раза не получилось. К замку полагался специальный ключ. Судя по всему, шкатулка была изготовлена еще в позапрошлом веке из какой-то дорогой породы твердого дерева, с орнаментом на крышке и с серебряным обрамлением по краям. Вязь древнеславянская, уходящая в глубину веков, с византийскими вкраплениями и элементами праарийской символики. Сама фактура шкатулки говорила о ее значительной ценности. Словом, редкий артефакт, как говорят ныне.

— В сумочке у Ольги Ухтомской была связка ключей, — напомнила Маша. — Но мы вернули ее Матвею Ивановичу. А жаль. Может быть, один из них бы и подошел.

— Кто ж знал! — хмуро сказал я. — Но ломать нельзя. Надо найти какого-нибудь слесаря. Или медвежатника по сейфам.

— Не надо никого искать, — ответил Алексей с некоторым смущением в голосе. Он порылся в карманах и вытащил небольшой серебристый ключик. — Я отцепил его от той связки, — виновато пояснил он. — Мне сразу показалось, что он может… пригодиться. Слишком несовременен.

— Молодец! — похвалил я. — Ты, оказывается, тоже парень не промах: за тобой глаз да глаз нужен.

Я взял ключик, всунул его в отверстие. Замок щелкнул.

— Ну, открывай же! — поторопила меня Маша.

— Боюсь, — честно признался я. — Что выпустим наружу?

Я просто физически ощущал, что держу в руках какую-то глубоко сокрытую мистическую тайну, хранящуюся в шкатулке, может быть, на протяжении многих веков. Нечто до того сакрально-промыслительное, что дано знать далеко не каждому. Меня даже стала бить нервная дрожь, а колени ослабли. И испарина на лбу проступила. Алексей также не решался притронуться к шкатулке. Наверное, он ощущал то же самое.

— Эх, мужчины!.. — сказала Маша.

Она отодвинула нас в сторонку, еще раз провернула в замке ключик и медленно открыла крышку.

Ничего видимого сверхъестественного не произошло, только луч солнца заиграл на темном пергаменте.