— Значит, приехали подышать свежим воздухом? — спросил Алексей.

— Воздухом детства, — уточнил Яков.

— В котором я тебя мало порол, — добавил Владимир Ильич.

— Папа! Куриная лапа.

Маша с любопытством изредка посматривала на блудного сына. Алексей отчего-то хмурился, сам Яков лукаво усмехался, а отец его был как всегда беззаботен. Уже не собака, а птичка, порхающая по деревьям.

— Ездил в ФИАН? — спросил я у него.

— Какой там! Крутился возле нашего храма. Тут такое творится!.. Узнал, что иконы мироточат во многих церквах Москвы. И даже в некоторых квартирах у особо благочестивых мирян. Слухи ползут по всей столице. Это просто невероятно, вот что я вам доложу. Что-то будет, что-то непременно произойдет!..

Он радостно потер руки, словно в предвкушении пира. Но Алексей вовсе не разделял его праздничного настроения. Напротив, еще больше нахмурился.

— Смысл этого знамения мы, возможно, поймем очень скоро, — сухо промолвил он.

— Что тут у вас происходит? — озадаченно спросил Яков.

Ответ он получил от отца:

— Преображение, сынок, преображение. Бунт плачущих икон, вот что. Мотай на ус, богоборец. Нас ожидает либо революция, либо какой-то чудовищный катаклизм, либо воздушные силы Эстонии начнут бомбардировку Кремля. Ты приехал как раз вовремя, к открытию вернисажа. Место в первом ряду тебе обеспечено.

Алексей тихо произнес:

— Вы уже второй раз называете сына богоборцем. Почему?

— А как же? — охотно отозвался Владимир Ильич. — Он и есть это самое. Я еще сорок лет назад знал, когда выбирал ему имя. А Роза со своими талмудистами лишь завершили дело. Вы же знаете, кто был первым библейским революционером и богоборцем? Иаков. И вообще, семантика имен имеет огромное значение, как пятно на лбу — на всю жизнь.

— Назвал бы меня тогда как-нибудь иначе! — фыркнул сын. — Хоть Митрофаном.

— Не мог! — развел руками отец. — Ладно уж, открою тебе давнюю тайну. Не моя заслуга в том, что тебя так назвали. И не Розы. После роддома, когда мы приехали сюда, на шестые сутки к нам пришел некий старик громадного роста и с длинной бородой. Весь в черном и в черной же круглой шляпе. Он назвался родственником Розы, хотя она потом и говорила, что не знала такого. Но он так заморочил нам голову, что мы поверили. Жил у нас старик дня три. Тебя пеленал, возился, шептал что-то на ушко. И ты смеялся, а не плакал.

Да мы и сами радовались, что такой дядюшка объявился. К тому же он и материально сильно помог, денег дал кучу. Мы же тогда бедствовали. Потом старик настоял, чтобы тебя назвали именно Яковом. Уходя, старик этот сказал, что станет сопутствовать тебе, что будет всегда рядом.

— Странно, никогда в жизни его не видел, — рассеянно произнес сын.

— Да и мы потом тоже, — подхватил отец. — Хотя… чувствовали какое-то мелькание на заднем плане. Будто стертая фигура в толпе на старой ленте в кинохронике. Но главное, что жизнь потом у меня и Розы пошла в гору. Да и у тебя тоже, сынок.

— А я вот о чем подумал, — вмешался вдруг Алексей. — Судя по вашим описаниям, Владимир Ильич, старик этот появлялся и во времена французской революции.