Изменить размер шрифта - +
Время дожатия, так будет точнее. Словно поставлена цель: выжать из русского населения все, выкачать всю кровь, до последней капли. Это и есть ритуальное убийство России. Но даже смерть, как говорили древние христиане, — это рождение в новую жизнь. И силы, творящие тайну беззакония, сидящие на звере багряном, алкелдамы-губители будут посрамлены. Как посрамила их самой своей судьбой и жизнью вот эта невысокая, подвижная и радостно-светлая женщина, с которой сейчас беседовал Алексей.

— …тут рядом находится закрытая спецлечебница, — говорила она, — вот в ней я и спасалась, как в пустыни, сначала работала там уборщицей, потом санитаркой, а затем меня даже повысили и сделали полноправным пациентом — за молитвенные обряды: у меня дома собирались верующие, приходил и священник, совершавший литургию, да кто-то донес. Иерея — в тюрьму, а меня — в психушку. Это уже при Хрущеве было. Но разве это страшно? Знаете, что писал апостол Павел в Первом послании к коринфянам? Будь безумным, чтоб быть мудрым. Ибо мудрость мира сего есть безумие пред Богом. Господь знает умствования мудрецов, что они суетны, и уловляет их в лукавстве их. Потому что даже немудрое и немощное, идущее от Бога, сильнее всего ума и мощи человеков.

— Почему вы не сказали мне, что были хорошо знакомы с одним послушником монастыря? — спросил Алексей.

— С Матвеем? Он так и не стал монахом. Но очень хотел быть моим мужем.

— Я знаю.

— Они ненавидели друг друга.

— Кто?

— Матвей и Василий. Но дело даже не во мне. Я обоим сказала, что обручена с Богом. Они не могли примириться из-за религии. Один разорял церкви, другой стоял на страже, при дверях. Но потом они поменялись местами. Так бывает. Савл обращается в Павла, Иуда предает Господа. Значит, вы встречались с ними обоими?

— Василий Пантелеевич вчера вечером скончался. Нам так и не удалось переговорить.

— Понимаю… Это он убил его, — неожиданно сказала она.

— Кто?

— Его ненавистник. Я знала, что он не успокоится, пока не завершит начатое. Василий едва не забил до смерти Матвея, когда закрывали монастырь. А тот, во время войны, стрелял ему в спину, как он мне сам рассказывал. Вот так они и воюют друг с другом до последних времен.

— Но Матвей Иванович парализован уже полтора года, — вмешался в разговор я. — Это невозможно.

— У Господа все возможно, — ответила Агафья Максимовна на мою реплику. Она внимательно оглядела сучковатую палку в моей руке, на которую я опирался. — Знакомый посох. Скатова?

— Да.

— Вы его берегите, он монастырский. Я сама подарила его Васе, когда тот начал хромать. А раньше он принадлежал нашему настоятелю. Вот как происходит. От одного — к другому, потом — к третьему… Люди умирают, а вещь живет, сохраняется, служит человеку. И ты идешь и опираешься уже не на посох, а на людские деяния, на веру. Так же сохраняются и святые мощи — незримо, невещественно, в сердцах и душах.

— Но где же нам теперь их искать? Подскажите, — произнес Алексей.

Агафья Максимовна отозвалась не сразу. Она подошла к иконе Казанской Богоматери, беззвучно помолилась, потом повернулась к нам.

— Я попробую вам помочь, — сказала она. — Но для этого мне потребуется некоторое время.

 

Сквозь время — в вечность

 

…Из письма царя Алексея Михайловича Тишайшего митрополиту Новгородскому Никону. Май, 1652 год.

О крепкий воине и страдальче царя небеснаго, о возлюбленный мой любимче и сослужебниче, святый владыко! Возвращайся, Господа ради, поскорее к нам, выбирать на патриаршество Феогноста, а без тебя отнюдь ни за что не примеся…

Как известно, Никон в это время пребывал в Соловецком монастыре, отправившись сюда за мощами святителя Филиппа, почившего в эпоху Иоанна Грозного, по свидетельствам современников — не без помощи Малюты Скуратова.

Быстрый переход