|
Она избегала говорить о том, как проходила военную подготовку, да и вообще старалась не вдаваться в подробности своего пребывания на острове. Избегала она и любых политических суждений. Единственная ее кубинская любовь – Робер Арну, поверенный в делах из французского посольства. Теперь, кстати, он получил повышение и стал советником‑посланником. Едва сдерживая смех, хотя видно было, что ее до сих пор душит негодование, она описала, чего им стоило пожениться и сколько бюрократических препон пришлось преодолеть. Немыслимая вещь: приехавшая на Кубу революционерка решила улизнуть, не завершив курса военной подготовки… Но тут, надо отметить, команданте Чакон «проявил любовь и благородство» и помог им одержать верх над проклятыми чиновниками.
– Давай спорить на что угодно: ты спала с этим чертовым команданте! – А ты, никак, ревнуешь? – Да, сказал я, ужасно ревную. Она такая красивая, что я готов запродать душу дьяволу, готов на все, лишь бы лечь с ней в постель или хотя бы поцеловать. Я взял руку мадам Арну и поцеловал. – Эй, перестань! – прикрикнула она, с преувеличенной опаской озираясь по сторонам. – Ты забыл, что я замужняя дама? А если здесь ненароком окажется кто‑то из знакомых Робера, если мужу насплетничают? Я сказал, что прекрасно понимаю ее: брак с дипломатом – вынужденный шаг, она согласилась на него исключительно ради того, чтобы вырваться с Кубы и обосноваться в Париже. И правильно сделала, я ведь тоже считаю, что Париж стоит любых жертв. Но чего ради теперь, когда мы сидим с ней вдвоем, она разыгрывает комедию, изображая из себя верную и любящую жену, хотя мы оба отлично знаем, что все это сказки. Она ничуть не рассердилась на мои слова, только быстро сменила тему и принялась жаловаться на то, что и здесь бюрократы не лучше, чем на Кубе: она, хоть и вышла замуж за француза, соблюдя все формальности, получит французское гражданство лишь через два года. А еще они только что сняли квартирку в Пасси. Сейчас она занята обустройством нового жилища, и как только наведет там порядок, непременно пригласит меня и познакомит со счастливым соперником, а он человек не только приятный, но еще и очень‑очень образованный. – Завтра я лечу в Лиму, – сообщил я. – Как мне найти тебя после возвращения? Она дала мне номер своего телефона и адрес, потом поинтересовалась, живу ли я в той же мансарде, где она когда‑то так страшно мерзла. Неужели все в том же «Отель дю Сена»? – Мне трудно расстаться с мансардой, ведь там я пережил лучшие в своей жизни часы. Поэтому для меня она прекраснее любого дворца. – Лучшие часы – это те самые? Я правильно угадала? – спросила она, приблизив ко мне лицо, на котором коварно соединились любопытство и кокетство. – Те самые. – За это я должна тебя поцеловать. При следующей встрече напомни мне про мой должок. Но всего через несколько минут, прощаясь, она уже забыла о недавних опасениях и предосторожностях и подставила мне для поцелуя не щеку, а губы. И я заметил, как ее пухлые чувственные губы чуть дрогнули, добавив поцелую особый смысл – обещание. Когда я пересек бульвар Сен‑Жермен, направляясь к гостинице, я обернулся, чтобы еще раз взглянуть на нее: она стояла на том же месте, на углу рядом с рестораном «Де Маго», – светлая золотисто‑желтая фигурка в белых туфельках. Она смотрела мне вслед. Я кивнул, и она помахала рукой, в которой держала шляпку с цветочками. И тут я совершенно отчетливо понял, что все эти годы ни на миг не забывал ее и продолжал любить так же, как в самый первый день нашего знакомства. Я прилетел в Лиму в марте 1965‑го, незадолго до своего тридцатилетия. И сразу обнаружил, что фотографии Луиса де ла Пуэнте, Гильермо Лобатона, толстого Пауля и других лидеров МИРа не сходят со страниц газет и экранов – к тому времени в Перу уже появились телевизоры. |
