|
Я пережидаю бурю, а потом допускаю очередную ошибку – пытаюсь воззвать к ее справедливости и памяти. (Опять видит свою ошибку. Молодец! Поняла, что для хлопка нужно две ладошки. Убирай свою. – М.Л.) А в ответ: «Ну что, будем работать или сопли жевать?» И только тут я замолкаю, беру бумажки и иду переделывать. Жутко обидно за свое бессилие и глупость: до сих пор не научилась общаться с идиотками. Сдерживать слезы я не умею и, наплевав на всех, полдня рыдаю. (Это правильно. Слезы сдерживать нельзя. Неотреагированные эмоции разрушают организм. Хорошо, хоть женщинам социум позволяет плакать. Мужчинам это непозволительно. Поэтому они и живут на 12 лет меньше женщин. – М.Л.) При этом за 2 часа переделываю работу, которую в спокойной обстановке сделала бы за 30 минут. Отмечаю попутно, что зла на главбуха совсем не осталось, даже когда под аккомпанемент моих рыданий она с громким хохотом развернула бурную деятельность. Наверное, так маскировала свое чувство вины (хотя это только мои предположения). Видеть на работе никого не хочется, и в первую очередь ее. Как бы избежать перепалок с нею в будущем?
17.06.1999 Будущее наступило быстро. В течение дня она доставала меня мелкими оскорблениями, поучая вроде бы в шутку, как мыть чашки, как закрывать дверь, какое белье носить (у меня, оказывается, трусы не того цвета), кого чем угостить за обедом и так далее. Я замечательно реагировала. Во-первых, всегда смотрела в глаза, спокойно закрыла дверь, вытерла подоконник, согласилась с цветом трусов и угостила того, кто зашел к нам в кабинет. Но апофеоз наступил, когда она с ужасом (именно с ним) обнаружила свою бухгалтерскую ошибку и начала судорожно искать повод, как бы обвинить в ней меня (точно такой же повод, как и в тот раз, когда я проплакала весь день). Я спокойно посмотрела в глаза и, не надеясь, как раньше, на ее память и логику, описала свои действия, которые на ошибочный результат не повлияли. (Вот они, плоды амортизации. – М.Л.) Попытки свалить на меня продолжались минут 15–20 и не принесли результата. После чего она провалилась в бездну самобичевания, и бездна эта была так глубока, что я захотела ее успокоить (взяла за руку и начала предлагать выходы из положения). Дурочка! Не стоило этого делать!! (Конечно, не стоило. Избавитель всегда становится жертвой. – М.Л.) Она опять взорвалась и побегала еще 10 минут. В приказном порядке потребовала, чтобы я придумала для нее объяснение для налоговой инспекции, и убежала. Вернувшись, в таком же жутком тоне (от которого я раньше терялась) спросила, что я придумала. Я сказала, что, к сожалению, ничего. Самое замечательное, что я пропускаю сплошной поток оскорблений и криков мимо ушей и уже могу спокойно разговаривать с позиции взрослого. Может, еще и потому, что знаю – в душе она неплохой человек. И относится ко мне хорошо. Но иначе она разговаривать просто не умеет. Когда я наблюдаю такое же общение со всеми другими, то испытываю смешанное чувство жалости и раздражения. Будто вижу себя в кривом зеркале. Это очень полезно. Вечером, когда я иду домой, измочаленная подстраиванием под ее настроения, то ловлю себя на интересной мысли: «Хорошо, что замуж я вышла за тирана, а не за подкаблучника типа ее мужа. Второй вариант меня бы развратил, и участь главбуха была бы моим явным будущим». (Хорошо мыслит. Хотя подкаблучник нашей подготовки неплохо себя чувствует в семье. – М.Л.) 20.09.1999 3289-й конфликт с главбухом. Я сама себе поражаюсь! Чтобы я так себя вела в подобной ситуации и так чувствовала! Ситуация, как в предыдущий 3288-й раз. Я сделала очень большую работу, показываю ей. В результате мы вместе должны проанализировать данные и с учетом новых настроек в программе внести их в компьютер. Работа очень интересная, и делала я ее с желанием. Начинаю рассказывать: – Это то-то и то-то. – А почему это так? Отвечаю медленно, так как обдумываю ситуацию на ходу. |
