Анну снова покивал, окунул кисть в краску и принялся вспоминать, как именно выглядит веточка плода т-чень. Это детское занятие неожиданно сильно его увлекло.

Анну вернулся в апартаменты, когда за окнами стояла густая темень. В сумрачном углу комнаты, позванивая бубенчиком, тенью маячил Наставник; Эткуру не спал, а при свете фонаря ходил туда-сюда по залу; увидев Анну, он остановился, зацепив пальцы за ремень.

— Где ты бродил, брат? Я решил, что тебя убили, и хотел поднимать охрану!

Анну положил на поставец влажный лист бумаги — и нелепая гордость тут же сменилась острым приступом стыда: зачем вообще было тащить к себе эту ерунду?!

— Что это? Письмо?

— Да нет, — замялся Анну, чувствуя, как кровь приливает к щекам, и радуясь полумраку. — Это… как бы… плод т-чень я нарисовал. Краской.

Эткуру уставился на него, приоткрыв рот:

— С ума ты сходишь, брат?

— Да нет… с северянином разговаривал. Родич Снежного Барса, ну, как бы… Барсёнок Барсёнка. Ар-Нель из рода Ча… девственник. Мне стало интересно, о чём они думают, эти язычники… ну и вот.

— О плодах т-чень? — спросил Эткуру саркастически.

Анну вздохнул.

— И о них тоже.

— Не опрометчиво ли Львёнку заниматься с язычником языческими глупостями? — вставил Наставник из угла. — Не должно ли Львёнку подумать, что в этой холодной стране он ходит, окруженный врагами, а демоны глядят на него изо всех щелей?

— Тебе пора спать, мудрейший, — сказал Анну. — Всем пора спать, я сильно задержался.

Было совершенно невозможно объяснить Наставнику или Эткуру, как это было захватывающе и забавно — обсуждать с маленьким северянином особенности плода т-чень и смотреть, как на бумаге под его тонкими пальцами сами собой появляются живые формы, а плоские пятна приобретают призрачный объем, становясь похожими на настоящие осязаемые предметы… В этом было что-то от языческого колдовства — но без грязной тайны.

Разумеется, рисовальщик — всего лишь ремесленник, презренный работяга. Всё это изготовление вещей — удел рабов, в сущности, и северный аристократик роняет, опускает себя мараньем по бумаге. Достойное Львёнка дело — война. Власть. Эткуру совершенно прав, издеваясь над таким нелепым занятием, как мазня красками.

Но Анну почему-то думал об Ар-Неле. Он даже договорился, уходя, встретиться с ним на следующий день, чтобы выпить травника и ещё что-нибудь нарисовать при ярком солнечном свете.

Анну необычно хорошо чувствовал себя в обществе Ар-Неля. В конце концов, снисходительные смешки северянина — это всего лишь обычные повадки Барсёнка, это ничего не значит, их можно простить… за то, что интересно и приятно разговаривать и что-нибудь делать вместе.

Анну не помнил, чтобы с кем-нибудь из братьев было по-настоящему интересно делать вместе какой-нибудь пустяк — без скуки, злости, азарта или соперничества, просто так. Ар-Нель — он был очень необычный.

Но Эткуру не следовало об этом знать, а бесплотным — и подавно.

* * *

Запись N134-09; Нги-Унг-Лян, Кши-На, Тай-Е, Дворец Государев.

Как у Чехова — тут пьют чай, а где-то там…

Я пил чай, вернее, чок с Господином Главным Гадальщиком.

Всё-таки, я это слово неправильно перевёл. Он не Астролог, а именно Гадальщик. Предсказатель. На земную астрологию эта система не особенно похожа, как и вера в Кши-На — на земное язычество. Так, кое-какими частностями.