Нормальный монотеизм. Догматический, с тоталитарным уклоном.

— Я ведь язычник, Эткуру, — говорю я грустно. — Невежественный. Расскажи мне о своей вере?

— Я совсем пьян для таких разговоров, — принц мотает головой. — Потом.

— Хоть чуть-чуть?

— Ты совсем не знаешь?

— Мне так хочется понять…

Я его вынудил. Он начинает рассказывать, довольно связно — не так он пьян, как хочет показать. Нги-унг-лянский Ветхий Завет: как Творец создал мир из тьмы и света, как прежде людей в сотворённом мире завелись духи-демиурги, осуществляющие божьи замыслы, как потом мир был населён живыми тварями и как Творец создал прекрасных, совершенных и бессмертных людей. А дальше — как по писанному: одному из духов захотелось особой власти в человеческом мире, он потихоньку обзавелся союзниками и научил людей… гх-мм… размножаться. Против воли Творца, конечно — потому что насилие, жестокость, похоть, боль, грех, неравенство и всё такое прочее. За то, что люди на это повелись, Творец покарал их неизбежной смертью, а гада-ослушника обрезал и зашвырнул в преисподнюю, в бездну бездн, вместе со всей его свитой.

Этот… эта… демонесса, наверное, забеременела от божьего гнева и родила в ужасных муках Владыку Ада — вершителя высшей справедливости, конечно, и одновременно дитя Зла — а сама от страданий распалась на мириады ядовитых тварей, вроде многоножек и скорпионов. А Владыка Ада расправился с духами из свиты своей матери, сделав их своими рабынями и отправив в мир нести зло, сеять порок и дальше по тексту. Эти существа — гуо, собственно, ведьмы или чертовки по смыслу — внешне выглядят, как прекрасные женщины, а внутренне — жуткие твари, конечно. В ад они возвращаются только рожать, а рожают, само собой, от местного дьявола — монстров, конечно. Бесов. Вот эти самые бесы и терзают несчастных грешников всеми мыслимыми способами веки вечные. И за самоубийство полагается именно то, что Эткуру уже описывал.

А Творец-Отец устами пророков, которых до сих пор родилось семеро, периодически изрекал свою волю. Истинный Путь, телесная чистота, отвага, честь, братская любовь — всё это даёт некий шанс на посмертное пребывание за Золотыми Вратами, в эдеме. Женщиной быть, в общем, стыдно — и женщина не имеет никаких прав и шансов. Разве что, при полной покорности судьбе и завидной набожности — Творец в неизбывном милосердии своём может вернуть ей статус посмертно. Но это — почти святой женщине, а таких, как известно, не бывает.

С другой стороны, женщине относительно простительнее суицид. Женщина — жалкая, слабая тварь, ей намного хуже не будет — да и рожать, в сущности, не привыкать стать.

К концу длинного рассказа Эткуру забывает о вине и говорит нараспев. Его глаза блестят — он уже кажется мне вполне фанатиком, но вдруг печально заканчивает:

— Я-то — грешник, Ник. Я злой — и не могу не думать о женщинах. Север совсем погубит мою душу — потому что здесь, отчего-то, я злюсь больше, чем раньше, а думается слишком уж… много. Красочно.

И мне приходит в голову безумная идея. Если бы не история с Ри-Ё, я бы до такого рискованного фортеля, конечно, не додумался — но теперь…

— Львёнок, — говорю я, — если я достану тебе северную красавицу, будешь ли считать меня другом? Это такая честь, что большего мне и не приснится…

Эткуру хлопает меня по спине и наливает ещё:

— Рабыню?

— Хочешь — раба? — спрашиваю я пьяно, с широким жестом. — Девственника? А? И — ты сам…

— Ох, Ник…

— Львёнок, — говорю я проникновенно, — я чужой здесь — и ты чужой здесь.