— Оэ! Я — ворюга, а ты — Дочь Ночи!
— Уважаемый Господин, — молит темноволосый, — ну послушайте, Неба ради!..
— Эй, фуфлыжник! — окликает его лохматый, засовывает в рот большой палец и прикусывает у первого сустава — чудовищно вульгарным жестом. — Твой хозяин тебя послушает… может быть.
— Да отойди ж ты в сторону, урка! — плотный парень отталкивает лохматого плечом, тот мерзко хихикает:
— Сильная девочка, легко родишь!
— Ну вот что, красавцы, — говорю я. — Или вы сейчас замолчите, или я ухожу.
И наступает тишина. Даже рыдавший перестаёт рыдать, встаёт и подходит к решётке, размазывая слёзы по лицу. На меня смотрят напряжённо и вопросительно.
— Значит, так, — говорю я. — Одного из вас я могу отсюда забрать.
— Меня! — тут же говорит лохматый.
— Послушай сперва, дурак, — хмыкает плотный и спрашивает. — Куда, Уважаемый Господин?
— Уважаемый Господин, — тут же выпаливает темноволосый, — я тут случайно, Небом клянусь, я из хорошей Семьи, я сделаю всё…
— Начнём с того, что мне вы не нужны, — говорю я. — И лёгкой жизни не обещаю. От унижения избавлю. Но — и только.
Они снова затыкаются.
— Кто из вас чувствует себя в силах стать подругой лянчинского Принца? — спрашиваю я. — Это — благое дело. Я хочу, чтобы тот, кто решится, стал ему настоящей подругой, партнёром и товарищем. Принц — варвар, он не знает, что такое свободная женщина, он заточен под мир рабства, страха и боли. Если среди вас найдётся смельчак, его дети станут лянчинскими Львятами.
Лохматый снова свистит. Плотный сплёвывает:
— Ага. Клеймо на лоб — и всю жизнь валяться в ногах у вонючего дикаря. Спасибо, я не настолько глуп.
— Ещё бы, солнышко, — язвит лохматый. — В борделе-то лучше!
Темноволосый прячет глаза:
— Уважаемый Господин, мне жаль… но — нет. Может, меня выкупит человек, а не животное с юга.
Лохматый издевательски смеётся:
— У-сю-сю, Уважаемая Госпожа, вы такая наивная! — и перехватывает его ладонь в сантиметре от собственной физиономии.
— Ты? — спрашиваю я у похожего на девчонку.
Он изо всех сил мотает головой:
— Нет-нет-нет! Мне ещё жить не надоело!
Рыдавший под шумок молча ретируется в глубь камеры.
— Значит, нет? — спрашиваю я. Не стоило и пытаться.
— Ну почему? — лохматый смотрит на меня, глаза у него наглые, зеленовато-серые. — А я-то? Вы не слыхали разве, Господин Вассал?
— А ты надеешься смыться, — говорю я. — Разве не так? Только напрасно надеешься. Ты мне не подходишь.
— Не-а, — лохматый улыбается. — Я не сбегу. Этих трусов матушки учили добру, а я свою не помню. Я сам… научился кое-чему. Товарищем, значит? Лянчинцу? А что, между нами много общего: я дикарь и он дикарь, я вор и он вор… может, это Судьба моя. Отпечаток его пятерни не при вас, Уважаемый Господин?
Мне повезло. И что теперь делать с этой Манькой-Облигацией? Похоже, идея с самого начала была глупой и провальной.
— Как звать? — спрашиваю я, всё ещё размышляя, стоит ли с ним связываться.
— Ви-Э, — сообщает лохматый с готовностью. — Имени Семьи нет, потому что Семьи нет, извиняйте. Но будет. Эти пусть себе, как хотят — а я хочу детей. |